— Ты же знаешь, я подделками не занимаюсь, — твердо ответил Мамонов.
— Да какая разница, что продавать, если берут!
— Я не хочу свое имя пачкать! — еще тверже ответил тот.
— Мне-то мозги не пудри, — куце усмехнулся Ханыкин. — За семь кусков хотел подлинного Ван Гога отхватить?
— Представляю, с каким удовольствием ты меня вчера надувал… Что ж мне на тебя, молиться?
Ханыкин на вопрос не ответил. Потом заговорил снова:
— Вот одного не пойму: как я вчера согласился отдать за двенадцать кусков картинку, которую ты посчитал подлинником? Никак в планы не входило, все равно как в тумане… — на лбу у Ханыкина проступили следы мучительной попытки что-то понять; был, кажется, даже момент, когда еще чуть-чуть, и у него созрела бы догадка, но Мамонову совсем этого не хотелось, и он сменил тему:
— Так когда деньги вернешь?
— Да дайте хоть дня три! — взмолился Ханыкин. — Ну никак не пойму, убей Бог…
— Хорошо, три так три, только я у тебя на всякий случай возьму кое-что в залог, ладно? — Мамонов подошел к штабелю икон, быстро перебрал его и взял себе три из них, наиболее, на его беглый взгляд, ценных. — Отдашь деньги — верну. Договорились?
— Э-эй, да ты что, в натуре! — уже с угрозой в голосе отозвался хозяин.
— Так положено, Гоша. Андрей, пошли!
Кузин, стоявший у окна и безучастно слушавший, как они препираются, пошел к двери. Следом за ним — Мамонов.
— Положь иконы! — завопил следом Ханыкин.
— Отдай ты их ему, — брезгливо сказал Кузин.
— Ну да, еще чего! — возразил Мамонов. — Принесет деньги — получит.
* * *
Выйдя на улицу, Мамонов пришел в отличное расположение духа — план осуществился без задиринки, еще и залог взяли.
— Принесет! Как миленький принесет, так что за свои деньги не волнуйся! — похлопал он по плечу Кузина, который плелся рядом в непонятном унынии. — Чего это у тебя мировая скорбь на лице? — проворчал он. — А как тебе нравится твой любимый шеф? Помнишь, ты уверял, что вы дали друг другу честное слово? Ой, умора, не могу! — Мамонов расхохотался и хохотал долго и, кажется, чистосердечно. — Так кто из нас прав?.. Да ты не расстраивайся, плюй на все!..
Однако Кузин продолжал хранить молчание; во-первых, он думал о своем однокашнике и одновременно начальнике Скроботове, которого, если честно, считал всегда бесталанным и чуть-чуть презирал; но почему, почему Олег всегда в выигрыше — вот чего он никак не мог понять… Во-вторых, его сегодня поразило открытие: почему, почему любое изобретение, сделанное, казалось бы, только на пользу людям, они тотчас торопятся употребить во зло?..
— А я вот думаю, — продолжал тормошить его возбужденный Мамонов, — не толкнуть ли, в самом деле, этого лже-Ван Гога в Москве? Все равно ведь лечу.
— Ты что ж, думаешь, остальные глупее тебя? — ядовито отозвался Кузин.
— Да зачем! Я и не собираюсь толкать его за подлинник! — жарко возразил Мамонов. — Я предложу хорошую, грамотную подделку, а это уж их дело… Отличная идея! — он так и светился весь радостью, держа подмышкой иконы. — И мы свои деньги, Андрюха, все равно возьмем с лихвой! А с этими иконками я нашего коммерсанта еще помурыжу — он у меня побегает, попляшет еще! А то, думал, на простаков нарвался!..
