Поцелуйте невесту, милорд! - [51]

Но на Эмму, которая и вообразить не могла, что когда-либо в жизни станет целоваться с графом Денемом, крохотная искорка, проскочившая между ними, когда их губы встретились, подействовала, как удар молнии с ясного неба. Настолько сильно, что, когда Джеймс поднял голову, запечатлев на ее устах целомудренный — как того требовали приличия — поцелуй, Эмма, губы которой все еще покалывало от контакта, показавшегося ей слишком кратким, обхватила его руками за шею и снова притянула к себе его лицо, совершенно забыв об аудитории, с изумлением взиравшей на них

Но разве можно ее в этом винить? Никогда в своей жизни Эмма не испытывала ничего, даже отдаленно напоминающего то, что она почувствовала, когда губы Джеймса коснулись ее губ. Возможно, полгода вдовства приглушили ее воспоминания, но поцелуй ее Стюарт хоть раз так, как его кузен, она бы наверняка запомнила.

А когда их губы снова встретились, Эмма окончательно удостоверилась, что никогда не испытывала ничего подобного от прикосновения мужских губ. Не то чтобы у нее был большой опыт по части поцелуев. В сущности, ей было не с кем сравнивать, кроме собственного мужа. Но поцелуи — в числе прочего — никогда не имели особого значения для Стюарта, который часто указывал Эмме, что жене викария не пристало интересоваться физическими проявлениями любви. И потому Эмма усердно старалась обратить свои помыслы на более возвышенные предметы.

Но сейчас, находясь в объятиях кузена своего покойного мужа, Эмма обнаружила, что совсем непросто размышлять о возвышенных предметах, когда тебя целуют столь умело, как это делал Джеймс. А в том, что Джеймс Марбери настоящий дока в области поцелуев, не приходилось сомневаться. Он приник к ее губам с нежной и вместе с тем властной настойчивостью, удивительно властной, учитывая, что с тех пор как они поженились, не прошло и тридцати секунд.

Поцелуи Стюарта никогда не были ни настойчивыми, ни властными. Когда он целовал Эмму, можно было не сомневаться, что он думает о чем-то другом: о предстоящей проповеди, о противоречиях в суждениях Уильяма Пейли о благодетельной природе Бога или о том, как заставить О’Мэлли, брак которого был гражданским, обвенчаться в церкви.

Но с кузеном Стюарта все обстояло иначе. Джеймс целовал ее так, словно не мог думать ни о чем, кроме нее, Эммы.

Это было удивительно приятно. Особенно если учесть, что за последние полгода нашлось немало таких, кто, не слишком задумываясь о ней самой, усиленно размышлял о десяти тысячах фунтов, которые она должна была унаследовать в день свадьбы. Интерес Джеймса в отличие от них носил чисто персональный характер. Настолько персональный, что Эмма готова была поклясться, что он и в самом деле испытывает к ней что-то… что-то, выходящее за рамки его желания искупить причиненное ей зло. В конце концов, разве, когда она обняла Джеймса за шею, его руки не напряглись, прижав ее еще теснее? Разве она не чувствует сквозь его жилет и лиф собственного платья, как гулко бьется его сердце? И разве нет в его поцелуе чего-то собственнического, словно он и вправду считает, что она теперь принадлежит ему? До чего же приятно, когда тебя целуют так, словно мужчина завоеватель, а она его добыча…

Не то чтобы Эмма была склонна к подобным фантазиям. Просто… просто насколько иначе все могло сложиться, если бы Стюарт целовал ее таким вот образом!

Ее размышления были прерваны громким покашливанием за спиной, которое мигом вернуло Эмму к реальности. Милостивый Боже! Она все еще в замке лорда Маккрея, в окружении всех этих людей! Как, оказывается, легко забыться в объятиях Джеймса. И как чудесно находиться в его сильных руках, ощущать тепло его тела, вдыхать его чистый запах!

Оторвавшись от губ Джеймса, Эмма виновато заморгала, уставившись на судью Риордана. Он по крайней мере не сверкал гневно глазами, как лорд Маккрей, стоявший рядом. Совсем наоборот: судья Риордан, казалось, искренне забавлялся.

— Поздравляю, — с удовлетворением сказал он, — Хорошо то, что хорошо кончается. Идеальный брак, я бы сказал. Ей нужна стабильность, которой у него в избытке, а ему нужно смягчающее влияние, которое она, вне всякого сомнения, обеспечит. А теперь, если вы не возражаете, я хотел бы вернуться к своему хаггису.

Джеймс, к величайшему разочарованию Эммы, выпрямился и разомкнул объятия. Но когда, к ее стыду она покачнулась, чувствуя себя крайне неустойчиво после поцелуя, от которого ее кости, казалось, превратились в желе, его рука скользнула ей на талию и поддержала.

— Да, — сказал Джеймс своим звучным и, как она отметила, совершенно спокойным голосом. — Мы достаточно долго злоупотребляли гостеприимством лорда Маккрея…

— Чепуха! — Мелодичный голос Фионы Бейн прозвучат чуточку пронзительно, что указывало, что она разделяет чувства брата, который с мрачным видом уселся в глубокое кресло у огня. — Вы должны остаться на ленч. Свадебный ленч.

Миссис Мактавиш и ее сын с надеждой переглянулись. Даже Клетус чуточку приободрился, выйдя из уныния, в которое его повергло замужество Эммы. Свадебный ленч? Подобное событие было достаточно редким, чтобы отнестись к нему с воодушевлением, особенно если оно подразумевало приобщение к винным погребам лорда Маккрея.