Поцелуйте невесту, милорд! - [48]

Теперь Эмма окончательно удостоверилась, что правильно поняла Джеймса. Но это не умещалось у нее в голове. Неужели граф Денем — собственной персоной! — просит ее выйти за него замуж?

Должно быть, некая толика этого изумления отразилась у нее на лице, потому что Джеймс поспешно добавил:

— Мы можем, разумеется, расторгнуть брак, после того как ты получишь деньги. Это не будет особой проблемой.

На сей раз Эмма ни на секунду не усомнилась, что расслышала все правильно.

— Вы имеете в виду развод? — ахнула она. Она не знала, что поразило ее больше: то, что граф Денем только что сделал ей предложение, или то, что он также предложил — почти на одном дыхании — дать ей после этого развод.

— Не развод, Эмма, — объяснил он. — Мы сможем аннулировать брак на том основании, что он не был осуществлен. Но только после того, как ты получишь деньги.

Однако это объяснение привело Эмму в еще большее изумление. И не только из-за готовности графа подвергнуть свое доброе имя, коим он имел все основания гордиться, и блестящую репутацию риску быть замаранными неудачной женитьбой. А оттого, что он проделал это с такой небрежностью, словно относился к этой невероятной затее как к одному из своих деловых предприятий!

Да и с какой стати он должен усматривать в этом нечто большее? Эмма не льстила себя надеждой, что граф Денем способен влюбиться в нее. Джеймс никогда в жизни не увлекся бы такой девушкой, как она — безденежной сиротой, чьи слезы он вытирал, когда она была маленькой, и которая всю жизнь зависела от милости своих богатых родственников. Граф Денем удовлетворится только самой утонченной, самой богатой из всех лондонских красавиц, каждая из которых, как заметила Эмма год назад, обладала блестящими прямыми волосами, а не копной непослушных кудряшек, как у нее.

И уж точно он никогда не воспылает романтическими чувствами к обедневшей вдове собственного кузена. Никогда!

Но если он не влюблен в нее, то…

— Почему? — спросила Эмма, надо признать, слишком ошарашенная, чтобы сформулировать более длинное предложение.

— Что почему? — поинтересовался Джеймс.

— Почему… — вымолвила она, как никогда остро ощущая его впечатляющую мужественность. Джеймс был очень рослым мужчиной — гораздо выше Стюарта, — и рядом с ним Эмма казалась себе совершенно незначительной.

Тем не менее она собралась с духом и требовательно спросила:

— Почему вы это делаете?

«Для меня», — хотела добавить Эмма, но в самое последнее мгновение у нее перехватило дыхание. К тому же от близости Джеймса у нее, как и прошлой ночью, кружилась голова. Видимо, потому, сказала она себе, что она давно не стояла так близко от мужчины, вернее, от мужчины, который регулярно принимает ванну. И не более того. Потому что, при всей его бесспорной привлекательности, ее ни чуточки не влечет к графу Денему. Она просто не может себе этого позволить. Существует слишком много вещей, о которых она не может ему рассказать, слишком много такого, чего он ни в коем случае не должен узнать, чтобы она могла позволить себе испытывать к Джеймсу что-либо, кроме самых прохладных чувств.

— Но, Эмма, — сказал он, глядя на нее с некоторым удивлением, — почему бы и нет? В конце концов, ты же член нашей семьи. И заботиться о тебе — моя прямая обязанность.

— Обязанность? — Она чуть не поперхнулась на этом слове. Внезапно ее глаза наполнились слезами, хотя она и не смогла бы в точности сказать почему. Возможно, из-за его слов, тех же самых, что он произнес прошлым вечером: что она член семьи. Семья! Определенно это слово не слишком часто связывали с ее особой. Семья? Нет у нее никакой семьи.

— О, — сказала она. — Думаю, женитьба на мне, милорд, выходит далеко за пределы ваших обязанностей. Совершенно ни к чему пятнать вашу вполне приличную репутацию такими неприятными вещами, как расторжение брака. К тому же в дальнейшем это может негативно сказаться на ваших собственных матримониальных планах.

Губы Джеймса презрительно изогнулись.

— Вот уж что меня нисколько не волнует, — произнес он с улыбкой, которая показалась Эмме кривой. — И на твоем месте я бы тоже не стал беспокоиться на мой счет.

Эмма с недоумением покачала головой, не в состоянии понять, что же им движет. Жениться на ней, не претендуя на ее наследство, а затем пройти через дорогостоящую и хлопотную процедуру аннулирования брака просто так, ни за что? Это не имело ни малейшего смысла, особенно если учесть исключительную деловую хватку, которой славился Джеймс. Зачем, скажите на милость, ему это понадобилось?

И тут, словно прочитав ее мысли, Джеймс мягко сказал:

— Эмма, однажды я причинил тебе большое зло. Неужели ты не позволишь мне исправить это сейчас?

С этими словами он взял ее руку в свои. Вот и все. Просто взял ее руку и сжал в своих ладонях. Должно быть, он почувствовал, что рука не та, какой была год назад, когда он вел Эмму в кадрили. Теперь ее ладонь была мозолистой и загрубевшей от бесчисленных стирок в ледяной воде со щелоком вместо мыла. Ах, как давно она не танцевала кадриль!

Но если Джеймс и почувствовал, как изменилась рука Эммы, он ничего не сказал, а просто стоял, сжимая ее руку и глядя на нее своими непроницаемыми, волнующе золотистыми глазами, не замечая криков и ударов, сотрясавших дверь в двух шагах от них.