Поцелуйте невесту, милорд! - [19]

И потом, следует признать, что Джеймс совершил добрый поступок. В конце концов, разве он не пустился в такую даль исключительно для того, чтобы пригласить ее жить вместе с его матерью? Конечно, у него могли быть и личные мотивы — Эмма полагала, что он сделал это, чтобы заглушить чувство вины перед Стюартом за их последнюю безобразную ссору, — но все равно это было очень мило с его стороны.

К тому же даже если бы Эмма не была занята в школе, могла ли она принять предложение леди Денем? Ни в коем случае. Из-за завещания О’Мэлли Даже представить себе страшно, что она переберется в Лондон и все откроется! Она станет всеобщим посмешищем.

— Джон, — сказала Эмма, бросив последний взгляд в окно, чтобы удостовериться, что Джеймс благополучно отбыл, — ты не поможешь мне с печкой, а? Похоже, она опять погасла.

Мальчик, все еще угловатый, после того как прошлым летом неожиданно подрос на целых пять дюймов, с готовностью вскочил.

— Да, миз Честертон, — сказал он и, отложив свою грифельную доску, поспешил в заднюю часть комнаты, чтобы заняться привередливой печью.

Просто позор, подумала Эмма, наблюдая за ним, что у его семьи нет денег, чтобы послать мальчика в школу. Джон все схватывал на лету, и по прошествии полугода не оставалось ничего, чему Эмма могла бы его научить.

Да, с сожалением подумала она, надо было спросить у графа, не может ли он выделить стипендию имени Стюарта, чтобы мальчики, преуспевшие в учебе, могли поступить в колледж. Маловероятно, конечно, что граф придет в восторг от этой идеи. «Пусть сами прокладывают себе путь, — так и слышала она его голос. — Если им действительно нужно образование, они найдут способ заплатить за него».

С другой стороны, нельзя исключить, что Джеймс изменился. Ведь проделал же он такой путь из Лондона при всем его неприязненном отношении к Шетлендам, чтобы лично справиться о ее благополучии. Вполне возможно, что теперь он стал восприимчивее к чужим бедам, чем раньше. Смерть Стюарта могла смягчить его в той же степени, в какой она ожесточила Эмму. А она, признаться, узнала о себе кое-что не слишком приятное.

Возможно, ей следует ему написать. Да, непременно! Вежливое, ни к чему не обязывающее послание…

Но разве она не чувствовала себя в безопасности после того, как написала письмо его матери? И посмотрите, что из этого вышло!

«О Боже», — сказала себе Эмма, но тут один из учеников поднял руку, чтобы спросить ее, почему она написала, что тридцать, деленное на пять, равняется семи, когда ясно, что ответ равен шести, и она тут же забыла о графе Денеме.

Глава 6

Граф Денем, однако, не забыл об Эмме. Отнюдь.

Да и как он мог, учитывая, что у него до сих пор саднила рука, напоминая об утренних событиях. Только когда камердинер перевязал ему костяшки пальцев, Джеймс почувствовал себя немного лучше и спустился на первый этаж гостиницы, где располагался трактир. Вскоре он уже сидел за лучшим столиком, как заверила его служанка, цветущая девица по имени Мэри, поспешно протирая сиденье стула, прежде чем предложить ему сесть. Джеймс был не в том настроении, чтобы с ней препираться. Хотя столик и находился в непосредственной близости от кухонной двери, он по крайней мере мог сесть и вытянуть ноги к огню.

Меню, разумеется, не было. Вместо этого Мэри сообщила ему, что завтрак удался на славу, и поинтересовалась, не подать ли ему пива. Поразмыслив, Джеймс решил, что готов рискнуть, и заказал еще и виски. Просияв улыбкой, не слишком ее красившей из-за полного отсутствия передних зубов, Мэри разразилась перечнем различных сортов виски, которое он мог получить за более чем умеренную плату. Джеймс выбрал наугад любое, в основном для того, чтобы избавиться от зрелища беззубых десен Мэри, и спустя несколько минут сидел, обхватив пальцами стаканчик, содержимое которого, стоило поднести его ко рту, заставляло его глаза безбожно слезиться.

Трактир пустовал, что было неудивительно в разгар рабочего дня. Уставившись на огонь, Джеймс размышлял о затруднительном положении, в котором оказался. Он не имел ни малейшего представления, что делать дальше. Похоже, вытащить вдову его кузена с этого острова ничуть не легче, чем выяснить, где нашли последний приют останки Стюарта.

Этот неутешительный вывод напомнил Джеймсу о другой проблеме. Стюарт! Где Эмма могла похоронить своего мужа, если не на приходском кладбище? И почему люди, у которых он пытался узнать, где покоится их бывший викарий, бросали на него такие странные взгляды? Надо было не ходить вокруг да около, а напрямую спросить об этом Эмму, но, проклятие, это не тот предмет, который хотелось бы обсуждать со скорбящей вдовой. Особенно если учесть, что его интерес вызван отнюдь не желанием возложить цветы на могилу своего кузена. Нет, он собирается откопать его бренные останки. Можно не сомневаться, что у Эммы имеется собственное мнение по этому вопросу.

Не добавили ему оптимизма и слова преподобного Пека, когда Джеймс пытался у него выяснить, где находится место упокоения Стюарта. «Было совсем непросто, — заверил тот Джеймса, — отказать миссис Честертон, жене моего ближайшего помощника, в скорбном праве на могилу для мужа, но что я мог поделать? На кладбище не было места. — Священник помолчал, затем доверительно продолжил: — Боюсь, если мистер Честертон и похоронен, то не в освященной земле. Видите ли, у миссис Честертон, как я обнаружил, довольно странные представления на сей счет. И одно из них состоит в том, что вся земля — Божья. Но ведь мы не можем с этим согласиться, не так ли? Иначе люди начнут хоронить близких у себя на дворе».