Поцелуй Валькирии - [31]

— Посмотри-ка, знакомый инструмент!

Адель взглянула в указанную Ником сторону — рядом с банджо сияла ее гитара, вернее, точно такая же. Ник помогал перевозить в новую квартиру вещи, и узнал ее. Адель пристально осмотрела ее деку и струны. Потом приблизилась к продавцу.

— Должно быть, она пользуется у вас большим спросом?

— Не так, как кантри-гитара, — сморщился итальянец. — Здесь, в Америке настоящий инструмент не ценят. Только подумайте, предыдущий экземпляр я отдал китайцу!

Не китайцу, а японцу, поправила про себя Адель. Они вышли на улицу, и она направилась к ближайшим сувенирным лавкам. Среди изделий из стекла и фарфора, клоунов, камей из Неаполя и венецианских масок, оказались и копии соломенной шляпки Томико, футболки Ясы и лимонного ликера для Эда. Адель купила белую длинноносую маску, которую следовало расписать самому, краски и с ближайшей почты отправила Кену «презент из Италии». Куда же он ездил, если не на гонки в Турин?

— Итак, Ник. Ты слетаешь в аэропорты и выяснишь, куда отправлялся господин Кендзи Яширо две недели назад, — и она записала фамилию японца, число отбытия и вручила таксисту несколько купюр.

— Теперь домой?

— Нет. Я немного поброжу, — и, сама не зная, куда идет, Адель направилась вглубь улицы.

— Опасный маршрут! — крикнул вслед Ник.

Адель не ответила. Грабителей она не опасалась.

12

Tiwaz — энергия воина, Воина Духа.

Битва Воина Духа — всегда с собственным Я.

Ник сначала не узнал ее голос, так глухо он доносился из трубки:

— Ник? Приезжай сейчас. Тот адрес, что был на бумажке. Не бойся.

Он даже не понял, отчего так сильно забилось его сердце, почему он надел брюки, свитер и вылетел во двор. Уже в машине осознал это — Адель не повесила трубку, та со стуком упала на пол. Тот адрес он запомнил очень хорошо. Она говорила о бумажке, которую он отдал ей после «Эдисон» — тип из бара пытался вызнать, где она живет.

В какой-то момент Ник поразился своему состоянию — ни одна жилка в его теле не дрожала, на лице застыла стальная маска. Он уверенно, не снижая скорости, обогнул ночные перекрестки, не задерживаясь у светофоров. Только на месте вспомнил, что с собой нет даже дубинки. Вокруг было темно, совсем близко грохотала надземная железная дорога, из канализационных люков вырывался пар. Он выскочил из машины, поискал вдоль дороги что-нибудь вроде палки или кирпича, потом открыл багажник. Баллон-запаска и буксировочный трос. Ни ключа, ни домкрата, которым можно размозжить голову. Почему Адель говорила тогда об инструментах? Грузики! Грузики для прижатия карт к штурманскому столику! Ник рванулся к дверце, нашарил в бардачке пакет. Тяжелые маленькие снаряды, полтора килограмма — четыре штучки. Он зажал их в кулаке.

Тусклый свет на лестничных клетках, он еле разбирал номера квартир. За нужной дверью тихо. Плечом Ник выбил ее и вошел внутрь.

Белое тело Адель лежало на постели. Рана в боку еще кровоточила, заливая ее бедра и простынь. Он был напротив — спал. На столике — склянка, пустой шприц, жгут… Ник отвернулся.

Он бросился к кровати, пнул лежащий на ковре телефон с гудящей трубкой, сорвал с подушки наволочку, прижал к ране. Ник поднял Адель на руки и, толкнув ногой дверь, медленно понес ее вниз, боясь оступиться. Гремели поезда, мчащиеся по железным эскападам. Вдоль стен медленно шествовала стайка собак — бездомные псы заинтересованно оборачивались.

Когда заводил машину, смотрел на ее бледное перламутровое в свете фонарей тело, изнутри наволочку пропитало черным. Очнулась она в дороге, со стоном задрала вверх руку. Ник не смотрел туда — не хотел знать. Ему хватило зрелища потянувшейся вдоль локтя, к плечу и груди черной влажной ленты. Вспомнил, что забыл укрыть ее пледом.

— Я знаю, что мне надо делать, — глухо пробормотала она прозрачными губами. — Сама не раз… — и она стала говорить, говорить с жестокой ухмылкой, словно не лежала она голой на сиденье, словно не оставила на столике садиста-наркомана пальца. Потом Ник понял — ее лицо кривила боль.

Впереди — светящиеся ленты фонарей, удаляющиеся точки красного и надвигающиеся белые — огни фар.

— Не дрейфь. Я выживу. Он левша, не задел ни одного органа.

Адель встретила его в баре какой-то по счету стрит или авеню. Курт сам подсел за ее столик, с ностальгической улыбкой смотрел, как она пьет чай. Блондин. Вот они и нашли друг друга.

— Ты ведь никогда не заказываешь сигареты, виски, чашку кофе?

Он был совершенством, Адель не могла оторвать взгляда от его лица. Ее трясло.

— Коротит? — отметил он с удовлетворением.

Курт взял ее за руку. Адель не помнила, как ехали. Только шелковистость его светлых волос и мерцание хрустальных зрачков.

Когда-то ее пронизывали горящие восторгом взоры девушек, затопивших вокзал. В сорок третьем они устремлялись на поезд в Мюнхен, спешили в дома свиданий Лебенсборна[28]. Там их ждали приехавшие в отпуск офицеры. И Адель солгала, что ей восемнадцать. Она смутно помнила мужчин, с которыми провела несколько ночей. Каких красивых она должна была подарить Германии младенцев! Сверстницы с гордостью делились новостями о своей беременности. Они походили на заговорщиц, объединенных счастливой тайной. У окружающих они вызывали священный трепет. Адель ловила обрывки их торжественного шепота, магических песен о рожденных. Появившиеся на свет дети проходили обряд посвящения у знамени и бюста фюрера, эсэсовский кинжал касался их груди. Зачать Адель не смогла. Бесплодна? В подобном случае ее ожидал позор. После каникул она вернулась в Берлин, откуда вскоре отправилась на восточный фронт.