Поцелуй Валькирии - [13]
Когда Адель вошла в гостиную, чай в ее кружке остыл. Она легко присела на пятки напротив Кена. Как обычно, он ждал ее пробуждения, дабы, уделив гостье несколько минут, дотемна исчезнуть в тайной мастерской или гаражах. На миг она почувствовала себя домашней, представила, как запустит в его волосы пальцы, и они обменяются сонными улыбками, а потом она уткнётся носом в выбритую шею с теплым запахом мыла… Мыла, сделанного из морского салата.
Глупости. Неужели ей не смешны подобные мысли? Адель глотнула холодный невкусный чай.
— Что с Эдом?
— Охаё годзаймас, — кивнул ей Кен.
Судя по всему, он желал ей доброго утра. По-японски. Взялся за ее воспитание всерьез?
— Гутен морген, — не поддалась она.
— Уэдзаки получил задание, — Кен стряхнул с дымящейся сигареты пепел.
Адель вспомнила вчерашнего гостя. Видимо, поручение исходило от него — человека-горы. Кто он такой? И в чем состоит поручение, если Эд сам не свой?
— Ты помогала Ясе с математикой и историей…
Адель кивнула. Математика? Занимательный свод формул и уравнений? Да, за пару дней, что Кен отсутствовал, она преподала Ясе несколько задач. «Самолет летит со скоростью 240 километров в час с приказом сбросить бомбы. Цель находится на расстоянии 260 километров. Когда ожидать его возвращения, если бомбометание занимает 8 минут?»
История? У Ясы были трудности с материалом по Древней Греции. В изложении Адель все оказалось так просто. Причина расцвета эллинской цивилизации — в рабстве, рабстве особенном. Рабами становились только барбарос — иностранцы, настолько патриотичные греки любили и были преданы своему народу. Их достижения в искусстве, спорте, философии — естественный результат чувства избранности, свободы и господства, владевших сердцем каждого эллина.
— Я не хотел бы выглядеть неблагодарным. Просто многие исследователи считают, что народ, у которого каждый бог — искусник, обречен творить. И рабство здесь ни при чем, — он мягко улыбнулся, но взгляд был твердым. — Яса поражен твоими математическими способностями. Легко посчитать, сколько у греков муз и покровителей искусств.
В гостиной показался Эд. Чисто одетый, умытый, в очках, только лицо коротышки оставалось серым, глаза болезненно блестели. Он вежливо поздоровался.
— Я взял из твоего кабинета календарь, — сообщил он Кену.
Тот ободряюще кивнул ему.
Адель бросилась наверх. В дверях таинственной «пещеры» Эда ее встретила Томико. Новая стрижка Ясы и купленные Адель модные детские кеды, несомненно, задели материнское самолюбие, но Томико не подавала виду. Она продолжала заполнять странной едой обэнто — коробочку с детским завтраком, старательно следуя японским правилам питания: использовать двадцать четыре вида продуктов. Содержимое обэнто оказывалось в мусорном ведре.
— Мне очень неловко занимать твое время. Культура стыда эллинов, — сконфуженно продолжила Томико нотацию Кена, — не позволяла скульптору создать что-то худшее, чем его сосед. В состязании кроется путь к достижению.
Адель не слушала ее — над кипой бумаг, склянками шурупов, коробками деталей, похоронивших стол Эда, к стене был приколот календарь. Рядом с сегодняшним числом стояла галочка, третье октября заключено в красный круг.
Когда Ник просигналил с улицы, она, не теряя времени, выскочила из квартиры. Шмыгнув в автомобиль, на радостное приветствие и вопрос о курсе следования Адель ответила:
— Охаё годзаймас! Держись в кильватер к серому бьюику, что сейчас появится из гаража, — и натянула парик — копну темных кудрей, сглаживающих резкие скулы.
— Эх! — этот звук, видимо, заменял веселую матерщину. — А может, просто купишь платье, займешься прической, маникюром?
— Платье? У меня уже есть одно — довольно непрактичное приобретение, и потом… Никому не поручу свои руки, — тут же она внутренне отругала себя за то, что поддалась его дружескому настрою. — Я отдаю себе отчет в том, что трачу на тебя слишком много. Я ценю твой профессионализм, Ник. И ничего больше, — произнесла она сколько не для него, сколько для себя.
