Поцелуй на морозе - [72]

Живут перестройкой и являются ее практиками люди – пока еще ограниченной – инициативы частной и полуприватной, в городе и в деревне. Лучше, как я слышал, она укореняется в прибалтийских республиках и в какой-то степени на Кавказе. В России дело идет очень туго. Возможности сельской многолетней аренды (семейный подряд) или аккордных договоров доныне используются в минимальной степени. Исчезли всякие стимулы, уничтожена сама сущность крестьянского труда, это большая беда, и выхода покуда не видать. А частные лавочки и услуги – это пока скромные цветочки на ватнике или, если кому такое нравится больше, птенцы ласточки, не обещающие скорой весны.

В целом содействует перестройке (а как же иначе?) демократическая оппозиция, а точнее – те ее скромные и довольно разрозненные силы, что пережили тяжелые догорбачевские времена или ожили после недавних освобождений из тюрем и лагерей. Большинство из них занимает позицию доброжелательно-выжидательную, некоторые (как, например, группа «Гласность») пробуют создать подобие демократического лобби. Заслуживает внимания взвешенная и последовательная позиция Андрея Сахарова, который поддерживает общее направление преобразований и в то же время указывает на то, какие сферы они обязаны охватить, чтобы реально изменить ситуацию. С удовлетворением можно отметить, сколь важна и необходима в атмосфере борьбы за создание здорового общественного мнения роль этого – что теперь очевидно для всех – великого сына России. Детьми перестройки – воспользуемся термином времен оттепели – несомненно, являются члены повсеместно возникающих в последнее время, особенно на основе экологической деятельности, неформальных групп (сокращенно «неформалы»). Именно они пробуют разбудить, вырвать из спячки молодые поколения. К ним я тоже еще вернусь. Они пестры по составу, довольно динамичны, заключают первые соглашения «горизонтального» типа: в этом можно видеть ценную завязь подлинного общественного мнения. Это, конечно, «дрожжи будущего», но требуется еще много тепла, прежде чем взойдет тесто для приличного пирога. Они же тем временем действуют лишь в той же самой, узкой, интеллигентской сфере.

Упустил ли я что-то существенное? Возможно. Но – так или иначе – говоря по-русски, негусто, в масштабе всего общества не пестрит в глазах от отрядов борцов – созидателей новой жизни.

А КТО ПРОТИВ?

Тут, к сожалению, недостатка в людях нет.

Прежде всего – упомянутая и поминаемая теперь здесь часть аппарата власти и администрации – конденсированный продукт многих десятилетий централистского декретирования, те, что руководят и контролируют, а также контролируют контролеров. Горбачев называет их «управленцами» и определяет их число – 18 миллионов. Тут нужна пауза, а комментарии излишни.

Кроме того, что скрывать – очень большая часть тружеников города и деревни. Качели переменчивых экономических начинаний минувших десятилетий сделали этих людей недоверчивыми. Из того, что я от них и о них слышал, вытекает голый факт: важен заработок, а остальное – пена слов. Система распада и стагнации гарантировала без труда достигаемый минимум, остальное можно было приработать на стороне или приворовать. Теперь стараются побудить трудящихся к большим усилиям и инициативности (а смысл этого последнего слова практически уже забыт), повышают требования (с помощью так называемого государственного контроля качества – госприёмка), предвещают разные нововведения и неизбежные повышения цен. К этому добавляются известные трудности со снабжением винно-водочной продукцией и болезненный побочный эффект информационной открытости: коллективное сознание травмировано скверными новостями о кризисных явлениях, взрывах, преступлениях, стихийных бедствиях, несчастных случаях, т.е. обо всем том, чего прежде как бы не было, так как об этом не сообщали.

Всё упомянутое плюс другие факторы, которые здесь опускаю, рождает самое опасное препятствие, смертельную опасность, воздвигает стену, которую перестройка должна пробить, чтобы не пропасть безвозвратно, – общественную апатию, пассивное недоверие.

Об этом знают реформаторы, которые привели в действие механизмы пропаганды, и публицисты, стремящиеся гранатами слов взорвать затвердевшую коросту безверия, сковавшую общественное сознание. Деятелям перестройки это, безусловно, ясно, в доказательство чего здесь можно привести целые страницы цитат. Но эта ясность не уменьшает нависшей угрозы: или народ, вспомним Пушкина, перестанет безмолвствовать, или…

Тем временем этот несколько условный народ, если уж начинает высказываться, то чаще в духе старого, а не нового времени. Таковы последствия внедрения первых механизмов демократии. В редакции посыпались письма, большинство из которых выражает недоверие, тоску по минувшему, неосталинистские настроения, протесты в отношении политики либерализации, требования правительства сильной руки и т.п. Редакции, особенно относящиеся к авангарду перестройки, прибегают к классическим манипуляциям, комбинируя публикуемую корреспонденцию таким образом, чтобы голоса прореформаторского меньшинства звучали громче. С помощью такого приема – как известно, довольно старого – формируются желаемые мнения. Этой же цели служат оптимистические, «на вырост» заверения, что перестройка углубляется и расширяется, что массы ее сторонников растут, сметая преграды на пути к будущему, и т.д. Понимаю, грустновато улыбаюсь и – не брошу в них камнем, ведь это манипуляции во имя доброго дела.