Поцелуй мой кулак - [7]

— Мне его подарили. Полторы тысячи долларов.

Я протянул портсигар ей.

— Так не желаете попробовать моих?

— Нет, спасибо.

Она вытащила сигарету из помятой пачки, с трудом отрывая взгляд от портсигара.

— Будьте с ним поосторожней, — сказала она. — Могут украсть.

— Так здесь воруют?

Она утвердительно кивнула, принимая огонь от золотой зажигалки, подаренной мне одним из клиентов.

— Полторы тысячи долларов! За такие деньги я могла бы месяц кормить с десяток моих семей.

— У вас десять семей? — Я убрал портсигар обратно в задний карман. — Неужели?

— У меня две тысячи пятьсот двадцать семей, — сказала она спокойно. Выдвинув ящик письменного стола, Дженни вынула план улиц Луисвилла и разложила его на столе передо мной. План был расчерчен фломастером на пять секций. Квадраты были помечены цифрами от одной до пяти. — Вам следует знать, с чем вы столкнетесь. Я кратенько введу вас в курс дела.

Из ее слов выходило, что в городе социальной опекой занимаются пять человек и за каждым закреплен свой участок. Ей достался наихудший. Дженни на секунду подняла на меня глаза и улыбнулась.

— Другие от него отказывались, вот мне и пришлось его взять. Вот уже два года я работаю на этом участке. Моя работа — оказывать помощь там, где в ней по-настоящему нуждаются. Я, конечно, пользуюсь определенными фондами, но они даже на треть не соответствуют нуждам. Я хожу по квартирам, составляю сводки. Данные нужно обрабатывать и заносить в карточки. — Она постучала карандашом по сектору номер пять на плане. — Здесь, пожалуй, сосредоточено все худшее в этом ужасном городе. Почти четыре тысячи человек, включая детей, которые перестают быть детьми, едва им исполняется семь лет. — Ее карандаш переместился с обведенного сектора и уткнулся в точку сразу же за чертой города. — Здесь находится женский исправительный дом штата. Это очень трудная тюрьма. В ней содержатся неисправимые преступницы и условия содержания их ужасные. Еще три месяца назад посещать эту тюрьму не разрешалось, но я в конце концов убедила заинтересованных лиц, что смогу принести пользу…

Зазвонил телефон, и после обычного набора слов «да» и «нет» она положила трубку.

— Мне разрешено иметь одного бесплатного помощника, — продолжила она, словно нас и не прерывали. — Бывает люди приходят сами, как, например, пришли вы, иногда кого-либо присылают из муниципалитета. Ваше дело — содержать в порядке картотеку, отвечать на телефонные звонки, в неотложных случаях самостоятельно принимать решения, перепечатывать сводки, если сумеете разобрать мой ужасный почерк. В общем, будете сидеть за этим столом и распоряжаться в мое отсутствие.

Я заерзал на стуле. О чем, черт побери, думал Мелиш, или он не знал? Ей нужен не человек в моем положении, а энергичная секретарша, привычная к канцелярской работе. Занятие определенно не для меня. Я так и сказал это ей, со всей вежливостью, на которую только был способен. Однако в моем голосе все же проскользнули нотки недовольства.

— Это не работа для девушек, — возразила Дженни. — Моим последним добровольцем был пенсионер-счетовод. В свои шестьдесят пять лет ему нечем было заняться, кроме игры в бридж или гольф, и он предложил мне свои услуги, но сумел продержаться всего лишь недели две. Я не обижалась на него, когда он ушел.

— Выходит, ему надоело?

— Нет, не надоело. Он испугался.

Я недоуменно уставился на нее.

— Испугался? Работы было слишком много?

Она улыбнулась своей теплой улыбкой.

— Не в этом дело. Ему нравилось работать. Удивительно, сколько он успел сделать за это время. Моя картотека впервые была в полном порядке. Нет, он не выдержал встречи с теми, кто иногда входит в эту дверь. — Она кивнула на дверь тесного офиса. — Лучше сказать вам сразу, Ларри. Этот сектор города терроризирует молодежная банда. Она известна полиции как банда Джинкса. Ее членам от десяти до тридцати лет. Верховодит ими Призрак Джинкс. Он сам выдумал себе это имя, вообразив себя неким мафиози. Он свиреп и крайне опасен, а что до ребят, так они рабски ему повинуются. Полиция не может с ним ничего поделать, он чересчур хитер. Из его банды многие попадались, но он — никогда. — Помолчав, она продолжала: — Призрак считает, что я лезу не в свои дела. Думает, что я передаю сведения полиции. По его мнению, все те, кому я помогаю, должны обходиться своими силами. Он и его компания ни в грош не ставят своих родителей за то, что они принимают пособия, которые удается для них достать: молоко для малышей, одежду, уголь и так далее. К тому же я помогаю им с финансовыми затруднениями, например, с квартплатой, с наймом на работу. Все свои проблемы люди делят со мной. Призраку же кажется, что я вмешиваюсь не в свое дело, и он сильно мешает мне. Они частенько наведываются сюда, пробуют запугать. — Она снова тепло улыбнулась. — Меня им не запугать, но до сих пор этой шпане удавалось спугнуть всех моих добровольных помощников.

Я слушал, но не верил. Какой-то сопляк… Мне это казалось чепухой.

— Я что-то не вполне вас понимаю. Вы хотите сказать, что этот мальчишка напугал вашего приятеля-счетовода и он сбежал? Как ему удалось такое?