Поцелуй Мистраля - [65]

– Не стоит нынешней ночью забывать о клятвах, ваше величество. - Густой как патока голос Дойля наполнил ночь, как будто в застывшем морозном воздухе слова весили больше обычного.

– Так это ты возглавишь охоту, Мрак? Покараешь меня за измену?

– Дикая магия редко дает выбор, моя королева. Стоит ей овладеть тобою, и ты - только орудие, магия вертит тобой в своих целях.

– Магия - это инструмент, а не сила, которой поддаешься.

– Твоя воля, королева Андис, но я прошу тебя не испытывать сегодня терпение ищеек.

Почему-то показалось, что Дойль имеет в виду не только собак.

– Я сдержу свое слово, - сказала она тоном, ясно говорившим, что сдержит она его только потому, что выбора не осталось. Она никогда не умела красиво проигрывать, ни в большом, ни в малом. - Но ты уедешь немедленно, Мередит, сию же минуту.

– Нужно послать за другими стражами, - сказала я.

– Я приведу тех, кто пожелает уехать с тобой, Мередит, - предложил Шолто.

Он держался с такой уверенностью и силой, каких раньше не наблюдалось. «Уродство» его было на виду, но воспринималось теперь как естественная часть его тела, такая же нужная, как рука или нога. Может, лишившись щупалец, он понял, что на самом деле ими дорожит? Не знаю. Это он прозрел, если прозрел, а не я.

– Ты тоже на ее сторону встал? - спросила Андис.

– Я король слуа. Я слежу, чтобы чтились клятвы, данные и принятые. Помни, королева Андис, что до нынешней ночи только слуа вели Дикую охоту. А слуа веду я.

Андис шагнула вперед с угрожающим видом, но Эамон ее отдернул назад, торопливо нашептывая что-то на ухо. Что - я не слышала, но она постепенно расслабилась, прислонилась к нему, позволила себя обнять. На глазах у враждебно настроенных зрителей она позволила Эамону себя обнимать.

– Иди, Мередит. Собирай свою свиту и поезжайте. - Тон у нее стал почти спокойным, почти утратил вечно клокотавшую в Андис злость.

– Ваше величество, - заговорил Рис. - В таком виде нам нельзя показаться в людском аэропорту.

Он обвел рукой окровавленных и раздетых стражей. Терьеры у его ног довольно загавкали, будто разделяя его мнение.

– Я доставлю вас к берегам Западного моря, как доставил слуа, когда мы охотились за Мередит, - предложил Шолто.

Я удивленно качнула головой.

– Я думала, ты самолетом прилетел.

Он весело рассмеялся.

– Представляешь себе, летит Темное Воинство в самолете, прихлебывает пивко и со стюардессами заигрывает?

Я захихикала тоже.

– Вряд ли я это представляла. Вы слуа, я не размышляла, как вы до меня добрались.

– Я пойду на край поля, к кромке леса. В этом месте, что ни то, и ни другое, что лежит «между», я пойду вперед, а вы за мной - и мы окажемся на краю Западного моря, где оно граничит с землей. Я властвую над пограничными пространствами, Мередит.

– Не знал, что кто-то из сидхе еще может переноситься так далеко, - сказал Рис.

– Я король слуа, Кромм Круах. Повелитель последней в волшебной стране Дикой охоты. У меня есть определенные таланты.

– И в самом деле, - сухо сказала королева. - Используй свои таланты, Отродье Теней, и убери с глаз моих всю эту свору.

Она назвала его кличкой, которой за спиной у Шолто нередко пользовались сидхе, но которую даже королева ни разу еще не произносила ему в лицо.

– Твое презрение сегодня меня не коснется, ибо я видел чудеса. - Шолто поднял кверху костяное оружие, словно она могла его не заметить. - У меня в руках плоть моего народа. Я знаю, чего стою.

Если б я стояла к нему ближе, я бы его обняла. Наверное, даже хорошо, что я стояла далековато, потому что могла бы ослабить величие минуты, но я пообещала себе обнять его, как только окажемся в менее людном месте. Приятно было видеть, что он наконец понял себе цену.

Где- то как будто захрустел лед.

– Мороз, - вспомнила я. - Нельзя его бросать.

– Фэбээровцы не отвезли его в больницу? - спросил Дойль.

Я покачала головой:

– Вряд ли.

Через заснеженное поле ничего не было видно, но… Я пошла, и собаки пошли за мной. Я перешла на бег, порезанные ступни отозвались острой болью - но я только побежала быстрее. Время и расстояние как будто сжались - вне стен ситхена так еще не бывало. Только что я стояла со всеми, и вот я уже за мили от них, в поле у дороги. Две мои белые гончие стояли рядом, и еще с полдюжины мастиффов вдобавок.

Мороз бездыханно лежал в снегу, не чувствуя ни обнюхивающих его собак, ни моих рук, переворачивающих его на спину. Сугроб под ним пропитался кровью, а глаза у него не открывались. И кожа была холодная. Я прижалась губами к его губам, шепча:

– Мороз, Мороз, не бросай меня!

Он вздрогнул всем телом и втянул воздух. Кажется, смерть отступала. Он открыл глаза и попытался до меня дотронуться, но рука безвольно упала в снег. Я поднесла к своей щеке его ладонь, и держала, чувствуя, как она медленно теплеет.

Я заплакала, а он хрипло прошептал:

– Мороз меня не убьет.

– Ох, Мороз…

Другой рукой он потрогал слезы у меня на щеке.

– Не плачь обо мне, Мерри. Ты меня любишь, я слышал. Я уходил, но услышал твой голос - и не смог уйти. Как уйти, если ты меня любишь?

Я уложила его голову себе на колени и разрыдалась. Его рука - та, которую я не прижимала к себе с судорожным напряжением, - задела шерсть черного пса. Пес вытянулся вверх, раздался и побелел. Над нами возвышался сияюще-белый олень с венком из остролиста на шее. Выглядел он как ожившая рождественская открытка. Олень загарцевал в снегу, развернулся и помчался вдаль, пока белым пятнышком не потерялся из виду.