Поцелуй Иуды - [5]

Мы с грустью простились с друзьями и обещали им вернуться. Я хотела было пригласить их всех в Англию, но Франсин бросила мне предостерегающий взгляд.

— Представь их всех в тюрьме, — сказала она.

— Но они бы никогда и не приехали, — возразила я.

— Может и приехали бы, — ответила она.

Путешествие было долгим. Мы и раньше бывали на континенте, но никогда не ездили на поезде. Мне это страшно понравилось, хотя я немножко стыдилась своего восхищения. Мне кажется, Франсин испытывала то же самое. Все вокруг смотрели на Франсин, и я понимала, что так и должно быть. Даже мистер Каунсил был под влиянием ее чар и относился к ней, как к красивой молодой женщине, а не как к ребенку. Я думаю, она была и тем и другим. В ней была шестнадцатилетняя невинность, но в чем-то она вела себя, как зрелая женщина. На острове она заправляла нашим хозяйством, вела переговоры с покупателями и всячески опекала всех нас. Но с другой стороны там жизнь была очень проста, и мне кажется, что вначале Франсин продолжала судить людей так, как она привыкла на острове.

Мы пересекли Ла-Манш и, к смятению мистера Каунсила, опоздали на поезд, который должен был привезти нас в Престон Карстэйрз, ближайшую станцию от поместья Грейстоун. Мы узнали, что следующий поезд будет только через несколько часов. Нас отвезли в гостиницу рядом с пристанью и там накормили жареной говядиной с картошкой в мундире, что нам показалось экзотическим и очень вкусным блюдом. Пока мы ели, к нам подсела жена владельца гостиницы. Когда она узнала, что нам придется так долго ждать, она предложила осмотреть окрестности.

— Мы могли бы заложить двуколку. У нашего Джима как раз сейчас есть пара часов.

Мистеру Каунсилу понравилась эта мысль, и вот так мы попали в церковь Берли. Франсин даже закричала от восторга, когда мы ее проезжали. Она была очень интересна, эта церковь. Франсин сказала, что она из норманнского серого камня и страшно подумать, сколько лет она простояла. Мистер Каунсил не возражал против визита в церковь, и мы пошли осмотреть ее. Он считал себя большим авторитетом в области архитектуры и любил показать свои знания, которыми явно гордился. Он указывал нам на всякие интересные детали, а Франсин и я стояли раздвинув рот. Нас не волновало, какие столбы и арки являлись опорой стен церкви, но нас интересовал необычный запах смеси плесени и полировки дерева, разноцветные мозаичные окна, отбрасывающие всюду голубые и красные тени, список викариев, управлявших церковью с двенадцатого века.

— Если я когда-нибудь выйду замуж, то буду венчаться в этой церкви, — сказала Франсин.

Мы посидели на скамейках, опустились на колени на молельные коврики, благоговейно постояли перед алтарем.

— Как красиво, — сказала Франсин.

Мистер Каунсил напомнил нам, что пора ехать, и мы вернулись в гостиницу. Оттуда поехали на станцию, где сели на поезд, идущий в Престон Карстэйрз.

Когда мы приехали, нас ждала коляска, на которой был изображен замысловатый герб. Франсин подтолкнула меня:

— Герб Юэллов, — прошептала она. — Наш.

Некрасивое лицо мистера Каунсила выражало явное облегчение. Он безупречно выполнил поручение.

Франсин была возбуждена, однако, как и я, она почувствовала тревогу. Было очень весело шутить о тюрьме, когда находишься в тысяче миль от нее. Но все выглядит по-другому, когда до заключения в нее тебе остался всего один час.

Нас ждал строгий кучер.

— Мистер Каунсил, сэр, — сказал он, — это и есть юные леди?

— Да, — подтвердил мистер Каунсил.

— Коляска подана, сэр.

Он оглядел нас, и его глаза остановились на Франсин. На ней было простое серое пальто, которое носила еще мама, а на голове соломенная шляпка с маргариткой в центре и бантиком под подбородком. Она была одета очень просто, однако была очаровательна, как и всегда. Его взгляд перешел на меня, а затем быстро вернулся к Франсин.

— Залезайте-ка внутрь, юные леди, — сказал он. Копыта лошади зацокали по дороге, и мы поехали мимо железных изгородей и тенистых полян. Наконец коляска остановилась перед железными воротами. Ворота немедленно открыл мальчик, который отвесил нам поклон, и мы въехали внутрь. Коляска остановилась перед газоном, и мы вышли.

Мы стояли рядом, моя сестра и я, крепко держась за руки. Я чувствовала, что Франсин тоже боится. Мы увидели его, этот дом, который так горячо ненавидел наш отец и называл тюрьмой. Он был огромным и построен из серого камня, оправдывая свое название[1].

На каждом углу были сторожевые башенки. Я заметила зубчатую стену с бойницами и высокую арку, через которую разглядела задний двор. Он был очень большим, и я почувствовала благоговение смешанное со страхом.

Франсин крепко сжала мою руку, как бы набираясь мужества. Мы вместе зашагали через лужайку к большой двери, которая была открыта настежь. Около нее стояла женщина в накрахмаленном чепце. Кучер уже уехал через арку на задний двор, и внимание женщины было занято только нами.

— Хозяин готов принять вас тотчас же, мистер Каунсил, — сказала она.

— Проходите, — одобряюще улыбнулся нам мистер Каунсил, и мы вошли внутрь.

Я никогда не забуду, как я первый раз переступила порог этого дома. Я вся дрожала от волнения, смешанного со страхом и любопытством. Дом наших предков! — думала я. И потом — тюрьма.