Поцелуй, чтобы вспомнить - [44]

— Нет, — сказал он, встречая ее твердый взгляд своим беспомощным. — Я не могу.

У Куки были все причины благодарить Стерлинга за то, что он остался. Когда желудок Лауры начал бунтовать против очистительного чая, ложкой залитого ей в горло, именно он настоял на том, что будет придерживать голову Лауры над краем тазика. А когда она рухнула на простыни, дрожащая и обессилевшая, именно он убирал с ее лица мокрые от пота волосы и укрывал ситцевым покрывалом. И когда уже затемно она очнулась от оцепенения, вызванного потерей сил, именно его она увидела растянувшимся в кресле около ее постели.

Затуманенному сознанию Лауры потребовалось какое-то время, чтобы осознать, что она лежит не на своей постели. Она выглянула из-под изящного балдахина, глубоко вдыхая чистый мужской аромат, который, казалось, окружал ее, и медленно повернув голову, обнаружила дремлющего в кресле Николаса.

Даже несмотря на свисающие на лицо волосы и синяки под глазами от усталости, он все равно выглядел как принц. И если уж говорить честно, он очаровывал ее сейчас еще больше, чем в тот день, когда она нашла его в лесу. Тогда он был просто симпатичным незнакомцем. А сейчас это была уже не только прекрасная внешность, которой она восхищалась, но и его ум, тонкий юмор и дразнящие вспышки гнева и нежности.

Словно почувствовав на себе ее задумчивый взгляд, он открыл глаза.

— Что со мной случилось? — спросила она, удивляясь своему хриплому голосу.

Он выпрямился и склонился над постелью, сжимая ее руку.

— Скажем так, кулинарные способности твоей сестры оставляют желать лучшего.

— Я, кажется, предупреждала тебя об этом, — хрипло проговорила Лаура. — Разве я не рассказывала о том, как она запекла однажды дюжину червей в пирог из грязи и принесла его к чаю преподобному Тилсбури?

— Нет, — ответил Николас, криво улыбнувшись. — Если бы рассказала, я отказался бы от свадебного пирога, который она испекла для меня.

Лаура застонала, вспоминая, что произошло.

— О, жаль, что я не отказалась.

— Мне тоже жаль. В следующий раз, когда я поймаю тебя покушающейся на мои сладости, я просто найду в себе силы тебе отказать. — Он убрал с ее лица растрепанные волосы, его глаза стали проясняться. — Хотя должен признать, в данный момент я не уверен, что смогу отказать тебе в чем-либо.

Лаура коснулась его щеки, удивляясь, как за такое короткое время его лицо стало для нее таким родным. Он предлагал ей весь мир, а она отказывала ему в самом неотъемлемом праве — его личности. И в этот момент она поняла, что должна сделать. Она должна рассказать ему все, даже если это означает разоблачить свой собственный обман. Но тогда он больше никогда не посмотрит на нее с такой соблазнительной смесью смущения и нежности. Никогда больше не притянет ее к себе и не станет расточать ее губам поцелуи.

Лаура уткнулась в подушку, скрывая наворачивающиеся на глаза слезы.

Принимая горе за усталость, Николас нежно поцеловал ее в лоб и задул свечу.

— Спи, дорогая. Я пойду, скажу остальным, что с тобой все будет в порядке.

— Я только хочу, чтобы со мной все было в порядке и раньше, — после его ухода прошептала Лаура в темноту.

Когда Николас проник в амбар, то сначала решил, что в нем пусто. Но потом он услышал, как над головой на чердаке что-то шевельнулось, словно маленькое испуганное животное поглубже забилось в свою нору.

Он поднялся по лестнице на чердак и стал всматриваться в пыльный полумрак, пока, наконец, не обнаружил под свесом крыши слабый отблеск чего-то золотистого. Лотти сидела, зарывшись в сено, ее руки обнимали колени, а слипшиеся от влаги пряди волос падали на лицо. Она смотрела мимо него, прямо перед собой, на ее щеках виднелись следы высохших слез.

— Лаура умерла, да? — спросила она, прежде чем он успел раскрыть рот. — Вот зачем вы пришли. Чтобы сказать, что она умерла.

Николас прислонился к столбу, подпиравшему крышу.

— Я пришел, чтобы сказать, что твоя сестра пришла в себя.

Недоверчивый взгляд Лотти взлетел к его лицу.

Он кивнул.

— С ней все будет в порядке. Завтра утром она уже сможет подняться с постели.

На глаза Лотти снова навернулись слезы, но прежде чем они смогли смыть с ее лица страдание, она быстрым движением вытерла глаза.

— Как я теперь смогу смотреть ей в глаза? Она никогда не простит мне то, что я сделала. Как она сможет?

— Она не знает, что должна прощать тебя за что-то, кроме плохо испеченного пирога. Я не сказал ей.

Слезы Лотти высохли так же резко, как появились.

— Почему? Почему вы это сделали?

Он пожал плечами.

— Я точно не помню, но думаю, что когда-то и мне было десять лет. Но не стоит повторять свои ошибки, — сузив глаза, добавил он. — Ты пыталась сыграть со мной злую шутку, и я не советую тебе пытаться ее повторить.

Лотти с угрюмым сопением поднялась на ноги.

— Пирог не причинил бы большого вреда такому буйволу, как вы.

Она хотела пройти мимо него к лестнице, но он крепко схватил ее за руку и заставил встать перед ним.

— Я знаю, что не нравлюсь тебе, Лотти, и могу предположить, почему.

Он почувствовал, как по ее тельцу пробежала волна дрожи.

— Можете?

Он кивнул, смягчая голос и хватку.

— Веришь или нет, но я не собираюсь занять твое место в сердце твоей сестры. И в нашем доме всегда будет место для тебя и Джорджа, пока вы этого хотите.