Поцелуй Большого Змея - [81]

– Примерно то же, что сегодня у Шали, – ответил Енох. – Только крови меньше вытекло.

«Ага, – подумал я. – Вот, значит, какой глубины он боится».

Почему Кифа обманул меня, не рассказав о происшествии на прошлом занятии? Неужели стыдился неудачи? Но ведь раньше он, не стесняясь, делился со мной бедами и провалами. А может, мое предположение ошибочно, и Кифа в самом деле боится воды? Странное поведение для мальчика, выросшего на побережье Кинерета!

Енох взял меня за плечо и прервал размышления, крепко подтолкнул к морю.

– Я надеюсь, Шуа, ты все уже понял. Твои товарищи преподали тебе наглядный урок, стоящий десятка устных рассказов. Надевай мокроступы, и да поможет тебе Свет!

Я всунул ноги в мокроступы. Действительно, теперь я точно знал, что мне делать, и хорошо представлял поджидающие опасности. Впрочем, упасть в воду – тоже мне опасность! Главное – держаться подальше от соляных камней, а купание в такую жару может быть только приятным.

Оставалось найти желтую линию. Я подошел к тому месту, где на нее вскакивали Енох, Шали и Кифа, и стал присматриваться.

В глазах рябило от переливчатого сияния голубой воды. Солнечные лучи пронизывали ее до мягких складок песчаного дна. Я приподнял голову, червонное солнце в бледно-сизом блистающем ореоле висело совсем близко. Как можно углядеть в этом бесконечном сверкании тонюсенькую желтую линию?

Я снова опустил голову. Линия должна проходить под самыми ногами – так объяснял учитель Енох. Но под ногами беззвучно колыхался только упругий блеск поверхности моря.

Вдруг мне показалось, будто я вижу рыбку. Ту самую селедку, про которую шутил Кифа. Шутки шутками, но я четко видел извивающуюся спину рыбки, причем не одной, а целого косяка, длинным рядком плывущего от берега в глубину моря. Удивительно, несмотря на все старания, рыбки оставались на месте. Их желтые плавники неустанно резали поверхность воды и…

Опа-па-па, это же вовсе не рыбки. Я присел на корточки и попробовал схватить ближайшую. Рука прошла сквозь спинку, пронзила теплую маслянистую воду и уткнулась в дно. Я вытащил руку, непроизвольно перетирая между пальцами шелковистые песчинки.

– Нашел? – раздался надо мной голос Еноха, и я все сразу понял. – Не тяни, не тяни, – продолжил учитель. – В первый раз всегда страшно. Нужно преодолеть этот страх. Всего один раз преодолеть, а потом ты убедишься, что нет в мире ничего приятней, чем катание по желтой линии.

– Учитель Енох, – спросил я, разгибаясь. – Как же я пропущу линию через сердце, если она проходит возле ног?

– Начинай, – заторопил Енох. – Сделаешь и поймешь.

Я решительно занес правую ногу и стал опускать ее на поверхность моря, стараясь попасть как можно ближе к линии. За какую-то долю мгновения, прежде чем мокроступ коснулся воды, линия подскочила вверх и вонзилась в мою грудь. Меня слегка подкинуло, и я вдруг перестал ощущать свое тело.

Нет, все было на месте: руки, ноги, голова, шея – органы послушно повиновались мысленным приказам и выполняли приказанное моментально и точно, но я… я не чувствовал их веса.

– Хорошо, Шуа, – раздался голос Еноха. Он стоял на берегу и внимательно смотрел на меня. – Ты хорошо поймал линию. Странное ощущение. Не так ли?

– Так, – кивнул я.

– На самом деле, ничего странного, я ведь тебе объяснял – вдоль желтой линии нет тяжести. Поэтому ты и не чувствуешь тело. Пока не чувствуешь. Скоро ты привыкнешь, и все станет по-прежнему. Посмотри вниз.

Я опустил глаза и обнаружил, что мокроступы висят над самой поверхностью воды. Я тихонько подвигал правой ногой. Потом ударил ею о воду. От толчка мое тело сдвинулось с места и устремилось вперед.

– Держи линию сердцем, – послышался сзади голос Еноха.

Его предупреждение было излишним – я ощущал линию, точно горячую грелку. Правда, не сердцем, грелка располагалась немного ниже, напоминая неприятные дни в Эфрате, когда я объелся неспелыми плодами смоковницы, и мама лечила меня, прикладывая к животу нагретые в очаге камни, обернутые тряпьем.

Я еще раз оттолкнулся мокроступом от воды. Скорость возросла. Еще, еще и еще! Я опьянел от движения, необоримые силы земли отпустили мое тело из вечного плена. Я парил, я летел, я плыл сквозь золотисто-голубую дымку прямо в открытое море.

Наваждение… Ничем иным я не могу объяснить свой дальнейший поступок…

Очень скоро я оказался возле выхода из бухты. Желтая линия, извиваясь и дрожа, пробегала между скалами, и я, забыв предостережения, понесся между ними и оказался в открытом море.

Жаркий ветер туго ударил в грудь. Вода в море выглядела по-другому, чем в бухте, она напоминала сине-лиловое масло. Зыбкий простор тонул в тумане, поднимавшемся с разогретой солнцем поверхности моря. На охряных склонах Моавских гор пятнами выделялась сероватая зелень рощ и белая россыпь селений. Оглянувшись, я увидел за спиной фиолетовый силуэт высокого кумранского берега.

Цвет воды менялся с каждым мгновением. Теперь она стала мраморно-голубой, бездонной и манящей. Наверное, причиной тому была глубина, но я не боялся ее. Я видел, что желтая линия делает большую дугу и возвращается обратно к нашему берегу.

«Почему нужно вернуться обязательно в бухту? – подумал я. – Можно скользить еще быстрее и через пару минут оказаться у берега, правда, чуть в стороне. А там – небольшая прогулка вдоль скал – и я снова в бухте».