Поцелованный богом - [2]

– Не может быть, – пробормотала Маргарита Назаровна, закрывая глаза. – Этого не может быть...

– Ба, что ты сказала? – оживился Егор.

– Просто ворчу себе под нос, – улыбнулась она внуку, положив сморщенную руку на его колено. – Для меня полеты – тяжелое испытание. В голове гудит, уши заложило, всю трясет, а эти падения вниз... сердце останавливается.

– Осталось полчаса, потерпи.

– У меня есть выбор?

– Нет, – рассмеялся Егорушка.

– Я и терплю.

Время пролетело, как летел самолет, впрочем, оно мчится еще быстрее. Но когда мысли пульсируют в висках, когда память безжалостно возвращает тебя в прошлое, которое успешно забылось за давностью лет, его, времени, как раз и не хватает, чтобы многое понять. А Маргарита Назаровна не понимала, и это ее тревожило.

Из самолета она вышла с пасмурным лицом, что сразу заметил сын:

– Устала, мама?

– От чего? – задала она ему встречный вопрос.

Сообразив, что мать не в духе, Глеб оправдался:

– Вид у тебя уставший и расстроенный. Может, Егорка огорчил?

– Егор – прекрасный мальчик, а тебе бы только ругать его.

– Ладно, не ворчи. Давай квитанции, я получу багаж.

Он убежал вместе с внуком, оставив мать на попечение невестки – красивой и глупой (по мнению Марины Назаровны), которая дежурно поинтересовалась:

– Как ваша родня?

– Да что ей сделается? – промямлила свекровь, а глаза искали в толпе...

Не нашли ее глаза того, кого искали. Маргарита Назаровна успокоилась, натянула перчатки на кисти рук, как вдруг сердце выбилось из ритма, почуяв присутствие старика. Она медленно и опасливо повернула голову. Тот же старик остановился неподалеку, сверля ее влажными и темными, как смола, глазами. Его взял под руку мужчина лет тридцати и увлек к выходу из здания аэровокзала. Старик шел медленно, грузно опираясь на трость, и ни разу не оглянулся.

– Кто это? – поинтересовалась невестка Анжела, заметившая старика и взгляд свекрови, направленный на него.

Этой простушке лицу дали удивительно неподходящее имя, оно ей шло, что называется – как корове седло. Маргарита Назаровна сделала вид, будто не услышала вопроса, но, к сожалению, вернувшийся сын тоже видел старика.

– Мама, что за дед тебя гипнотизировал? – осведомился Глеб, ставя чемоданы у ног и доставая носовой платок.

– Он и в самолете с бабули глаз не сводил, – сказал Егор, посмеиваясь. – Наверное, она понравилась ему.

– Вы знакомы? – не придавая значения словам сына, а просто любопытства ради спросил Глеб.

– Понятия не имею, кто это такой, – пожала плечами Маргарита Назаровна, после чего ушла от темы. – Поехали домой, мы с Егорушкой голодные.

Дома невестка так рвалась услужить, будто свекровь была инвалидкой. Анжела делает все правильно, она прекрасная жена и мать, и Маргарита Назаровна не смогла бы объяснить, почему не любит жену сына. Вот уж действительно загадка природы – наши симпатии и антипатии. Иногда Маргарита Назаровна жалела, что дала согласие на совместное проживание в одном доме, но старость диктует свои условия: даже если душа молода, тело дряхлеет, и силы уходят. Да и Глеб мечтал жить в собственном доме одной семьей, чтобы тесть и мать были на виду. Все же она не рассчитала, что в ее возрасте, привыкнув к одиночеству, будет так трудно свыкнуться с общежитским распорядком. Видимо, поэтому ее и раздражает невестка, для Маргариты Назаровны она осталась чужеродным звеном.

Автомобиль въехал во двор особняка, к которому было неприменимо слово «скромность», настолько, что когда простой народ смотрел на дом, у него рождалась одна мысль: на трудовые доходы такое не построишь. Но хозяева были страшно далеки от народа, мнение которого не слышали, да оно их и не интересовало.

Навстречу выскочила русская борзая, залаяла, завиляла хвостом. Марлен Петрович дождался, когда сын откроет дверцу машины, опустил ноги на землю, опираясь на трость, вышел из авто и ласково потрепал собаку по холке:

– Дождалась, да? А кусочек мяса хочешь? Хочешь, хочешь. Ну, идем, Сита, в дом. Я тоже скучал, моя девочка...

Сита подпрыгивала, норовила лизнуть Марлена Петровича в лицо, он отворачивался и посмеивался. Сняв пальто в огромной прихожей, он попросил домработницу растопить камин и принести мяса для Ситы.

– Вы с дороги, может, перекусите? – спросила женщина.

– Чаю выпью, – сказал он.

Вскоре Марлен Петрович сидел в кресле у камина и бросал кусочки сырой говядины Сите, которая ловила их на лету и проглатывала целиком, после чего ждала нового броска. Как она любила хозяина – преданно и беззаветно, так же и он любил ее, понимая, что от людей подобной любви не дождешься.

По лестнице со второго этажа сбежал сын, направился к выходу. Марлен Петрович, не оборачиваясь, глядя на свою собаку, остановил его:

– Ярослав, ты куда?

– У меня дела, – ответил тот, подойдя к отцу.

– Какие дела, позволь тебя спросить, на ночь глядя?

– Встреча. Очень важная.

– Мм-м... – протянул отец.

Его темные глаза, в которых давно не было заметно человеческих страстей, оторвались от любимицы. Марлен Петрович смотрел на сына снизу вверх, изучая его, и вдруг сделал открытие: что-то в нем появилось, чего раньше он не замечал. Повзрослел, наверное. Дети взрослеют, отцы стареют. Марлен Петрович повернул лицо к огню и сказал: