– Дорогая!
Сандра, молоденькая сочная девушка с ярко выписанной дерзостью на смуглом личике, поглядела на гостя абсолютно без интереса, хотя он и назвал ее «дорогой». В раздумье она перетирала зубками кусок жесткого мяса (ведь ее оторвали от обеда), не решаясь бесцеремонно захлопнуть дверь перед физиономией незнакомца с бородкой Чингисхана. Он был смешон и напоминал клоуна. Наверное, из-за улыбки во весь большой рот на длинном лице, обнажавшей крупные зубы, и по-дурацки вытаращенных глаз, которые у него и так навыкате. Однако стильный костюмчик на сухощавой фигуре говорил, что это человек из серьезной среды, поэтому Сандра, кое-как проглотив кусок, вежливо спросила:
– Тебе чего, дядя?
Счастливая улыбка слетела с лица клоуна, он озадачился:
– Ты Сандра?
– Ну, я. Дальше что?
– Я твой папа.
Сандра вздохнула с нарочито показным сожалением и захлопнула дверь. Мужчина, оставшийся за ней, которого звали, между прочим, Бельмас, потоптался в замешательстве, потом снова позвонил. Девушка открыла:
– Опять ты?
– Разве твоя бабушка обо мне не рассказывала?
– О тебе? – хохотнула Сандра. – Нет.
– О твоем папе, – уточнил он.
– А, о папе... – протянула Сандра, приподняв подбородок и засверкав бесовскими глазами. – Как же! Рассказывала. Говорила, что он мерзавец, подлец, негодяй и свинья. Так это ты?
Ехидная улыбка на сочных губах Сандры ясно говорила: не верю тебе и не поверю никогда.
– Это я... то есть не я... то есть... – растерялся Бельмас. Он поправил галстук, сглотнул волнение и вдруг возмутился: – Она не права! Позови ее.
– Опоздал, дядя папа. На полгода. Бабушка умерла.
И дверь захлопнулась. Бельмас спускался по ступенькам медленно, разочарованно и с обидой бубнил себе под длинный нос:
– Старая карга... Не сказать девочке о моем существовании! Чтоб тебе сейчас икнулось в гробу... Чтоб ты там билась головой о крышку...
У Бельмаса была причина негодовать по поводу несостоявшейся тещи. Год назад Клавдия Никитична разыскала его в колонии, добилась свидания. Он, признаться, глаза выпучил, хлеборезку раскрыл и онемел. Его всемирный потоп так не удивил бы, или пришелец с другой планеты, или внезапное освобождение с извинениями, но появление Клавдии Никитичны с ее брезгливой физиономией весьма удивило. Бельмас сел на стул, ладони положил на колени и таращился на воплощение гордыни, высокомерия и презрения. Она сильно сдала, так что и узнать трудно, но он узнал бы ее в любом случае, несмотря на истонченную кожу в миллионах морщин, подпортившую когда-то красивую женщину. Узнал бы по непримиримым глазам, по властному лицу, по тонким поджатым губам и крючковатому носу. Ему стало не по себе от затянувшейся паузы, Клавдия Никитична прищуривала и раскрывала глаза пумы, изучая его. Наконец она сказала:
– Ну, здравствуй, Георгий... Гоша... Жора...
– Здравствуйте, – пролепетал он опасливо.
Бельмас по кличке Бельмо, который выделялся среди собратьев особым куражом и умом, который проявлял наглую смелость, где надо и не надо, чем снискал уважение и почитание, откровенно боялся старухи. Боялся, как дикий зверек боится пожара в лесу, и гадал: чего это она вздумала навестить его после стольких лет? А прошло – ого! – почти двадцать два года! Бельмас обратил глаза внутрь: неужели и он постарел, неужели так же препогано выглядит? Ни разу не задумывался, что годы-то летят, как психованные, изменяя людей до неузнаваемости. Вот уже и ему сорок семь. Спрашивается: какого черта он затрепетал перед старой каргой? Бравируя, Бельмас закинул ногу на ногу и спросил с ухмылочкой:
– Чем обязан?
– Не буду говорить, – высокомерно начала она, – что видеть мне твою рожу – хуже горькой редьки. Это ты сам знаешь. Но обстоятельства сложились не в мою пользу.
– Что же за обстоятельства привели вас к моей роже? – хихикнул Бельмас.
– Внучка.
– Ваша внучка?
– И твоя дочь, – произнесла Клавдия Никитична сухо. Просто проскрипела, как старая, высохшая коряга.
На Бельмаса будто ушат холодной воды вылили. Кажется, он ослышался.
– Повторите, что вы сказали?
Ей явно не в кайф было говорить, но она процедила на одной ноте, сверля Бельмаса ненавидящими глазами:
– У тебя есть дочь. Зовут ее Сандра. Отчество Георгиевна. Ей двадцать один год.
Надо ли говорить, что у Бельмаса после каждого слова старухи подпрыгивало сердце, как лягушка на сковородке? Надо же, а до этого он и не знал, где оно у него находится. Дочь? У него?! Невероятно! От таких новостей людей инфаркты хватают, но Бельмас крепок телом и духом, и он вымолвил, хотя и с трудом, однако нежно:
– Сандра... дочь... моя... И вы столько лет молчали?!
– Я бы и сейчас не приехала, когда б не нужда.
– Вам деньги нужны? – прищурился он, восприняв фразу по-своему: старушка надумала вымогательством заняться.
– Дурррак, – смачно каркнула она, а на ее лице появилось гадливое выражение. Да, Клавдия Никитична дружит со спесью. Она спит с ней, ест с ней, дела делает с ней. А оскорбить ей Бельмаса – бальзам на душу. – У меня другая нужда, тебе необязательно знать о ней. А что я должна была говорить Сандре? Ты считаешь, тобой гордиться можно? Хм, отец моей внучки – потомственный вор, выродок рода людского, который провел по тюрьмам большую часть своей гнусной жизни... Короче, так: я даю тебе шанс, потому что... неважно. Ты обязан присмотреть за Сандрой.
