Побратимы - [101]

Нашего полку прибыло.

Пожар в осажденной крепости

Я жажду знамя красное поставить,

Где сам орел гнезда не смеет свить!

Леся Украинка

Морозным ноябрьским утром в подпольный центр пришел из Симферополя «Павлик» (Элизе Стауэр), связной от Андрея — Ивана Андреевича Козлова.

В рваных ботинках, ветхом легком пальтишке и кепке он очень промерз.

— А ну-ка, парень, давай твои руки, будем приводить их в порядок, — засуетился Петр Романович, — вон как закоченели.

— Не надо, товарищ секретарь. Отойду и так. Вы лучше сразу скажите, не напрасно ли пришел: мины есть? Андрей и Костя сказали, чтоб без сотни мин не возвращался.

— О минах потом.

«Павлика» переобули и, укутав в овчинный полушубок, усадили поближе к костру, дали горячего чаю.

О том, как устроился Андрей, и о положении в городе «Павлик» рассказал скупо. И тут же снова за свое:

— Листовок тоже побольше давайте! Фашисты уже фальшивками отбиваются. Вот, прочтите.

Он подает листовки.

— Это наша. Выпустили ее 29 октября. Поздравили молодежь с двадцать пятой годовщиной комсомола. Призвали сильнее бить оккупанта. А вот эту через два дня выпустили фашисты.

Читаем. Начинается фальшивая листовка лозунгом «Смерть немецким оккупантам!» Вначале содержит оценку положения на фронтах, ругает гитлеровцев, но заканчивается провокационным призывом:

«Комсомольцы! Еще не настал час освобождения Крыма. Еще не настало время действовать с вашей стороны. Приостановите пока еще вашу подпольную диверсионную работу, к которой вы призывались в нашей листовке двадцать девятого октября».

В конце — лозунг, каким обычно заканчиваются комсомольские листовки, — «Кровь за кровь! Смерть за смерть!» и подпись: «СПО» — Симферопольская подпольная организация.

— На такую пакость, «Павлик», отвечать надо не только минами, — говорим связному. — Этим они могут сбить с толку многих.

— А мы это понимаем и уже дали им по зубам новой листовкой, — не без гордости произнес он и достает еще одну, третью листовку.

— Правильно! Молодцы! — хвалим молодых подпольщиков. — Передай Андрею и всем патриотам самую глубокую благодарность.

— А мин тоже дадите? — не унимается «Павлик». Да, мин надо дать побольше. Ответная листовка должна сопровождаться серией диверсионных ударов. Поручаем к вечеру подготовить пятерых бойцов, знающих дороги к Симферополю, мины, тол, гранаты. Все доставить в загородные базы и там с участием «Павлика» спрятать.

— «Павлик», а как ведут себя немцы? Продолжают удирать из Крыма или собираются драться?

— Похоже на то, что решили держаться, гады, и готовят оборону. Даже плакат специальный выпустили. Вот посмотрите.

На плакате Крымский полуостров изображен почти в метровую величину. Красочно разрисованный, он обведен сплошной широкой извилистой линией, показывающей оборонительный вал. На валу, вокруг всего полуострова, нарисованы крупные фигуры немецких солдат с автоматами. Вверху и внизу броская повторяющаяся подпись: «Крым — неприступная крепость».

Очередная грубая стряпня геббельсовской пропаганды, решаем мы и, отбросив плакат в сторону, вновь расспрашиваем «Павлика». Василий Степин, наш разведчик и диверсант, подняв плакат, стал рассматривать его.

— Вот тут, на Перекопе, немецкий вал прорван? Прорван. Значит, на том месте брешь в голубой линии надо было изобразить? Надо! А вот здесь, в Присивашье, советские войска тоже закрепились. И тут — брешь. И под Керчью забыли нарисовать. Ведь Керченский пролив наши форсировали?

Партизаны одобрительно зашумели.

— Да и наш партизанский лес доктор Геббельс не изобразил на своем плакате, а тут-то пожар разгорается!..

А ведь хорошо сказал партизанский комментатор! В стенах осажденной крымской крепости действительно зияют три бреши, а внутри, все более разгораясь, полыхает пожар партизанской войны.

…Ночь. В землянке обкома комиссары и политруки. Наш политический аппарат обновился. Рядом с опытными политработниками — Егоровым, Мозговым, Степановым, Клемпарским, Бабичевым — сидят новички: вчерашние ординарцы Буряк и Тварадзе, художник Грабовецкий. Тут и те, чей партизанский стаж один-два дня: Петр Шпорт и Юрай Жак, Иван Горбатов, Замрий.

Слушаются сообщения с мест.

Степанов:

— Отряд ангарцев сформирован и насчитывает сто семь человек. На вооружении два автомата и два немецких пистолета, с которыми пришли полицейские. А рядом стоящий отряд, сформированный из перебежчиков, вооружен на сто процентов. Но отбери у кого- нибудь из тех перебежчиков винтовку — сразу подорвешь его душевное состояние, подумает, что не доверяем. По этой же причине нельзя слить эти два отряда. Выход один — дать ангарцам оружие.

Клемпарский:

— В восемнадцатом отряде двести пятьдесят восемь человек. Десять боевых групп. Командиров подобрали. А политрук один — Сеня Курсеитов. С оружием то же, что и у ангарцев — два автомата: у меня и у Ваднева. Заберите людей человек сто-сто пятьдесят. Дайте оружие. И политруков. Политруков обязательно. Из отрядников политруки враз не вырастут.

Мозгов:

— У нас триста пятьдесят человек. Об оружии не говорю. Нет его, но где взять, знаем. А разделить отряд нужно. На два или даже на три. И до зарезу нужны политработники. Два года люди не слышали правды, засыпают вопросами; только и работы, что объясняй и рассказывай. И вот еще: сегодняшний налет фашистских самолетов показывает, что наша вчерашняя разведка донесла верно: немцы собираются напасть на лес. Нам надо спешить Жак: