Побочный эффект - [13]

— Глупости! — возмутился Уорд-Роупер. — Когда-то, может, так оно и было, но за последнее время произошло немало перемен. После того как мы стали определять методом тканевого типирования антигены гистосовместимости…

— Тканевого типирования? — Снэйт почувствовал, что у него кольнуло в затылке. — Боже милостивый!

— А чему ты так удивился? Тебе не хуже меня известно, что злокачественная анемия, например, ассоциируется с HLA B8 и В12 антигенами, тогда как анкилозирующий спондилит — с…

— Совершенно верно, — поспешил согласиться Снэйт, которого уже больше не занимал этот спор. — Ты хочешь сказать, что вы типируете всех пациентов без исключения?

Уорд-Роупер кивнул.

— Мы первые в мире, кто это делает, — с гордостью заявил он. — В очередном номере «Британского медицинского вестника» готовится большая статья об этом. Мы, разумеется, понимаем, что еще слишком рано утверждать взаимозависимость между…

— И сколько же людей в год вы подвергаете обследованию? — нетерпеливо перебил его Снэйт.

— В Лондоне около двадцати тысяч. Кроме того, у нас есть филиалы в Западной Германии, Франции, Италии, Швеции и Голландии, поэтому можно, видимо, говорить, что мы обследуем около миллиона человек в год. И это только начало. В самое ближайшее время мы намерены открыть филиалы в Соединенных Штатах, Канаде и Австралии.

Сообразив, что он наткнулся на нечто такое, что может оказаться ключом к решению основной проблемы, Снэйт изо всех сил старался скрыть охватившее его волнение.

— Ну и ну! Потрясающе, да и только! А скажи мне, долго ли у вас хранятся полученные данные?

— Вечно.

— Неужели?

— Да. И это самое главное в нашей практике, — объяснил Уорд-Роупер. — Первичные показатели значительно облегчают понимание последующей информации…

— Все данные, насколько я уловил, закладываются в компьютер?

— Именно, — ответил Уорд-Роупер, поглощенный выбором сигары. — Если пропускать миллион пациентов в год, то хранить данные можно только в компьютере.

Наконец-то Снэйт нашел то, что искал: огромное, постоянно пополняющееся хранилище информации о потенциальных донорах.

Теперь нужно найти возможность убедить Уорд-Роупера помочь ему в осуществлении его затеи. Деньгами вряд ли его соблазнишь, решил Снэйт. В качестве директора информационной службы он получает от пятнадцати до двадцати тысяч фунтов стерлингов в год. Кроме того, немалый собственный капитал есть и у жены Уорд-Роупера, которая была из очень богатой семьи.

Однако ему было известно, что Уорд-Роупер мечтал заняться политикой. Помнил он также, что, когда Уорд-Роупер был на последнем курсе университета, про него говорили, будто он гомосексуалист, а в Англии гомосексуализм и политика несовместимы (несколько лет назад некий адвокат, занимающийся частной практикой, был вынужден покинуть пост лидера своей партии, когда прошел слух, будто он уличен в подозрительной связи).

А в таком случае не пойдет ли Уорд-Роупер на все, лишь бы сохранить в тайне свои сексуальные склонности, особенно если он и по сей день дает им волю?

На следующий день Снэйт поручил частному детективному агентству установить связи и окружение Уорд-Роупера, а также изучить его образ жизни (чтобы подобное расследование выглядело более убедительно, он попросил подвергнуть проверке в качестве кандидатов на должность еще двух специалистов по вычислительной технике).

Результаты деятельности агентства превзошли самые смелые ожидания: Уорд-Роупер не только оказался извращенцем, но был связан с вышедшими из тюрьмы преступниками.

На очередной встрече с Уорд-Роупером Снэйт счел возможным, как и подобает истинному джентльмену, не скрывать своих намерений. Ему нужен доступ, объяснил он, к анамнезам пациентов Института профилактической медицины.

— Вот и все, что ты должен мне предоставить и что тебе положено знать, — сказал он. — За это ты будешь получать ежегодно сумму в десять тысяч фунтов стерлингов в любой указанной тобою валюте, которая будет переводиться на зашифрованный счет в один из банков Цюриха.

Уорд-Роупер категорически отказался от этого предложения, вынудив Снэйта пойти с козырного туза.

Сначала казалось, что Уорд-Роупер не сдастся даже под угрозой шантажа, ибо он выбежал из гостиничного номера Снэйта, пообещав вызвать полицию.

Но на следующий день он вернулся.

— Если ты дашь мне слово, что сведения эти, хотя и добытые нечестным путем, будут использованы только на благо, я сделаю то, о чем ты просишь, — сказал он. — Но гнить мне в аду заживо, если я возьму за это хоть пенни.

На следующее утро Снэйт вернулся в Майами, подписал документы на покупку острова, назвав его не без иронии островом Гиппократа, и приступил к подбору сотрудников.

Закончив обход и разрешив ряд лечебных и административных проблем, возникших после его предыдущего визита на остров, Снэйт вышел из здания, где размещалась клиника, и направился в лабораторию.

Лаборатория — прямоугольное каркасное строение из неоштукатуренного бетона с кирпичными вкраплениями, приподнятое над землей двойным рядом колонн, — выглядела не более устрашающе, чем любая другая постройка, задуманная в стиле, известном под названием «необрутализм». Хотя здание состояло из двух этажей, только первый был с окнами, да и то в них были вставлены зеркальные стекла, сквозь которые можно было смотреть наружу, но ничего нельзя рассмотреть внутри. Несколько ступеней вели вверх к стальной двери, по обе стороны которой были установлены телевизионные камеры. Дверь украшал девиз Исследовательского центра: «Ne cede malis sed contra audentior into» («He отступай перед бедой, а смело иди ей навстречу»).