Побещай мне рассвет - [92]

– Нет.

– Мировой судья Кэди также утверждает, что он, а также его преподобие Уилкс и констебль Вининг наведались к вам на постоялый двор «Четыре колокола», чтобы расспросить о причинах вашего приезда, и что вы применили насилие, оказали сопротивление властям и бежали, причинив всем им телесные повреждения! – Лайон вскочил из-за стола и засеменил к узнику. Его глаза победно горели. – Вы это отрицаете? – выкрикнул он.

– Нет. – Джастин холодно улыбнулся раскрасневшемуся маленькому человечку. – Я признаю, что защищался, когда они пытались меня арестовать. Видите ли, судья, я не испытывал желания коротать время в тюрьме деревни Сейлем или подвергнуться порке у позорного столба. Уверен – вы бы на моем месте поступили так же.

– Я никогда не стал бы вмешиваться в дела деревни Сейлем или любой другой общины! – выпалил Лайон, чувствуя, что проклятая невозмутимость Гардинга несколько умаляет его победу. – Однако ближе к делу, господин Гардинг. Данные сведения дают мне веские основания усомниться в вашей невиновности. Они показывают, что вы и прежде были замешаны в делах, связанных с охотой на ведьм, и не останавливались перед сопротивлением властям. Учитывая ваши поступки в прошлом, я сильно сомневаюсь, что вы действительно ничего не знали о побеге девицы Кэди из деревни! Подозреваю, что вы вступили с ней в сговор и укрывали ведьму, не считаясь с интересами общины и законом! Что вы на это скажете?

– Докажите это. – Джастин поудобнее поставил длинные ноги. – У вас нет никаких улик, подтверждающих, что я совершил нечто подобное, Лайон. Все это блеф. Почему бы вам просто не освободить меня и моих людей, не отпустить нас на все четыре стороны?

– Освободить вас? – рявкнул мировой судья. – Нет! Я прикажу пороть вас у позорного столба, до тех пор пока вы не сознаетесь!

Джастин непринужденно откинулся на спинку стула. Глаза его, в упор глядевшие на судью Лайона, были холодными и серыми, как штормовое море.

– Вы не добьетесь от меня никакого признания, Лайон. Делайте что хотите.

Глядя в надменное, непроницаемое лицо пленника, мировой судья почувствовал, как его охватывает отчаяние. Допрашивать этого человека было все равно что кидаться камешками по крепости. Он плотно сжал губы.

– Констебль, отведите этого человека к позорному столбу и дайте ему пятьдесят ударов! А я допрошу Саймона Фостера – пусть послушает, как кричит его хозяин!

Но криков Джастина Гардинга никто не услышал. Он выдержал порку молча, не доставив удовольствия зевакам, собравшимся посмотреть, как Серого Рыцаря публично подвергают телесному наказанию. Констебль вскидывал руку снова и снова, нанося удары со всей силы, но высокий темноволосый узник, раздетый до пояса, так что оголились его широкая, богатырская грудь, мощные руки и мускулистая спина, не издал ни звука. Разочарованному констеблю пришлось довольствоваться тем, что при каждом ударе хлыста тело узника непроизвольно вздрагивало.

Отвесив пятьдесят ударов, констебль повел узника через площадь. Именно тогда Джастин заметил в толпе зевак двух знакомых. Одним был человек с бочкообразной грудью, крепко сбитый, с темными седеющими волосами. Его грубое лицо потемнело от негодования, но когда взгляды их встретились, Амброуз Куки просиял и едва заметно кивнул. Джастин, в свою очередь, одарил его будто бы безразличным взглядом, но сердце его учащенно заколотилось. Потом, уже подходя к краю площади, он увидел еще одного знакомого и чуть не вздрогнул. Но быстро взял себя в руки и скользнул взглядом дальше, словно не узнавая ни того человека, ни его спутника. Этот высокий, тощий, седовласый, чуть сутулый мужчина был знаком ему не хуже Саймона Фостера, но его спутника Джастин не знал. И все-таки он догадался, кто это, и мысленно улыбнулся. Ему настолько полегчало, что он перестал чувствовать боль и даже походка его стала легкой. Три союзника, думал он, пока констебль вел его обратно в тюрьму. Уж теперь-то мы не оплошаем!

* * *

Позднее, когда мгла опустилась на Бостон, Саймон Фостер беспомощно суетился возле своего друга – у него не было ничего, чтобы врачевать раны.

Но Джастин лишь усмехнулся и, устало опустившись на пол, махнул рукой.

– Не переживай за меня, Саймон. Не так уж это и больно.

– Это пятьдесят-то ударов? Брось, Джастин, не рассказывай мне сказки!

Джастин переменил позу и поморщился.

– Ну конечно, приятного здесь мало, но… после Морского Ублюдка это, друг мой, сущие пустяки. Мне приходилось терпеть гораздо худшее.

Саймон нахмурился. Всех остальных заключенных из их камеры освободили, продержав день в колодках, и теперь они остались одни. Через зарешеченное окно до них доносились заунывные крики чаек и соленый запах моря.

– Эх, Джастин, – проворчал он, – морской воздух… чайки… Мне все это напоминает деньки, когда мы плавали на «Серой леди». Как закрою глаза, сразу представляется, что мы с тобой на море, свободные… Да, свободные. – Он провел загрубевшими ладонями по каштановым волосам. – Джастин, как ты можешь быть таким спокойным? Мы гнием в тюрьме, а госпоже Кэди грозит гибель в этой проклятой деревне Сейлем! Что будем делать?