Побег - [49]

— Автор, автор, — нетерпеливо подтвердило чудовище. — Ну так что же? Вы зачем-то хотели меня видеть?

— Видите ли, я полагал встретить кого-то более похожего на человека.

— Это кого же? Румяного Диккенса? Нестора со свечою? Или босого графа Льва Николаевича? Человек — понятие широкое. И, что интересно, оно продолжает расширяться. В девятнадцатом веке людей было значительно более, чем человеков, для людей в богатых домах существовали специальные людские, где их всегда можно было найти к вашим услугам. Между тем благородный человек гулял себе где хотел и был существом гораздо менее уловимым. В двадцатом веке количество человеков стало резко увеличиваться, и это было справедливо. Однако к началу двадцать первого века оно переросло все разумные границы. Многих, кого в наше время мы называем человеком, в девятнадцатом веке просто не пустили бы на порог. О нет, я не к тому, что количество человеков необходимо решительно и радикально урезать; просто некоторым человекам не мешало бы для начала научиться быть просто людьми.

Закончив эту тираду, старик налил из графинчика жидкость, сильно напоминающую водку, чокнулся с не тронутой Олегом рюмкой и выпил. «Остроумный... Черт!» — подумал Олег. И вдруг неожиданно для себя выпил тоже. Несомненная водка, причем превосходная.

— Что же касается некоторой бомжеватости, то мне плевать, что вы думаете о моем внешнем виде. Не персонажье это дело — авторов разглядывать. Вот и получайте по мозгам! Считайте, что это я нарочно. Ладно, давайте лучше к делу. Так что вам нужно?

— Мне нужен Геннадий, — сказал Олег. — Верните Геннадия!

— А это не ваше дело! Одно могу обещать твердо: больше он не появится.

— Но он по крайней мере жив?

— Видите ли, — задумался старик, пытаясь ответить поточнее, а может, наоборот, стремясь напустить туману. — Он, с одной стороны, жив, а с другой — мертв. Или, вероятно, лучше сказать: ни жив ни мертв. Как вы давеча.

«Без сознания, — думал Олег, — или в коме?»

— Он в Петербурге?

— Отчасти да.

— Перестаньте меня морочить, — взмолился Олег. — Мы с Сашей очень к нему привязались. Он наш товарищ! Отпустите его!

— Да поймите вы наконец, глупый Олег Михайлович! Я его выкинул из книги к чертовой матери! Просто взял и выкинул — безо всяких объяснений. Это дешевый, чересчур зазнавшийся персонаж. Ничего другого, как исчезнуть бесследно, он не заслуживает.

— Все мы не без недостатков!

— Геннадий — случай особый. Во всех вас: Викторе Павловиче, Александре Сергеевиче, Ольге Михайловне — есть нечто от реальных людей. У вас есть прототипы, так сказать. Но Геннадий — целиком и полностью моя выдумка! Плод, так сказать, воображения. Я сам создал его, наделил кое-какими литературными способностями. Он оказался чутким существом, быстро развивался в нужном направлении, подавал замечательные надежды. Все его мучения, дерганья, прыжки с поездов, бегство в Борунию сформировали в результате довольно странный образ, не скажу, что очень позитивный. Но о нем можно сказать: «Чем-то симпатичен»... Уже немало. Правда, трудно точно сформулировать, чем именно. Конечно, в чем-то он однобок, несуразен, признаю... До живого человека не всегда дотягивает.

Старик вздохнул, но на самом деле вздохнул фальшиво, потому что тут же пустился в обвинительную тираду.

— Да писатели давно уже боятся вас, живых! — вскричал он с какой-то злобой. — Все такие суперсложные стали, ироничные! Говорят на иностранных языках! Одной ногой они в Интернете, видите ли, и только лишь вторую приволакивают по грешной земле. Либо хакеры, либо юзеры, либо на худой конец ламеры! И все до одного виртуалы и маргиналы. Вы на земле не живете, как же о вас писать? А если и попадется в кои-то веки кто-нибудь жизненный, вроде вас, так изведет автора вконец! И то ему не так, и этим он недоволен.

Немного успокоившись, старик вернулся к Геннадию.

— Все шло хорошо. Но стоило ему прибыть в Россию, у меня начались сплошные головные боли. Сколько самомнения на пустом месте! Между тем ни одно издательство не напечатает его галиматью. Наконец, вздумал отпускать насмешки в мой адрес, и прямо в моем любимом ресторане! Угрожал!

— Кажется, он не угрожал, — робко сказал Олег, — просто крикнул, что презирает.

— Как же не угрожал, когда кулаком грозил в потолок? Причем точнехонько под этим кабинетом! В общем, решил я Геннадия из романа удалить, без права на обжалование и помилование. Воображать его глупости я смертельно устал и более этого делать не буду. Да и с какой стати мне утомлять собственное воображение негодяем, который нагло заявляет мне: это не я ваш персонаж, это вы — мой! Пусть кто-нибудь другой такими вещами занимается, только не я.

— Но ведь без Геннадия ваш роман потеряет смысл!

— Что значит: потеряет? И что такое смысл? Может быть, как раз исчезновение Геннадия наполнено огромным смыслом!

Олег молчал. Вообще, он решил некоторое время не раздражать понапрасну старика. Самое главное во всем услышанном было то, что Геннадий не уничтожен, не умер, а значит, у него есть шанс на возвращение. Уже это было обнадеживающим.

Старик поднялся, подошел к зеркалу и показал себе язык. Увидев в глубине горла неприятный белый налет, покачал головой. Так у него еще и ангина!