Побег - [2]

— По электронной почте пишет, что все хорошо у них, — поделилась она. — Яночка седьмой класс заканчивает.

Яна была их младшая дочка. Старшая, Даша, год назад вышла замуж и уехала в Новосибирск.

Ольга заплакала.

— Спрашивает: нельзя ли ему жениться на ком-нибудь. Что ж, я понимаю... Говорит: и ты там как-нибудь устраивайся, раз так получилось. О нас не думай...

Олег посмотрел на нее, оценивая перспективы. Они казались великолепными. Выглядит на тридцать девять. Длинные русые волосы, почти блондинка, припухлые, словно после поцелуя, губы, внимательные голубые глаза. Худая, правда, но в Борунии это огромное достоинство.

Она поняла.

— Пока что поступают предложения в ресторан и в постель. Прямо в ту, которую я им застелила. Особенно тают японцы.

Далее в книге следовала его реплика, в которой рассеянный автор забыл проставить слова.

Он хотел спросить: «Может быть, ты мечтала уехать куда-нибудь, проговорилась кому-то, вот тебя с твоей мечтой и накрыли, как бабочку сачком?» Но не спросилось. Он словно уперся в какую-то стену. Тогда он сказал:

— Не расстраивайся. Не может быть, чтобы ты оказалась здесь случайно! В этом есть какой-то смысл, который тебе пока неведом.

Эта фраза прошла без проблем. В ней содержалась едва заметная похвала автору. Что же, автора нужно поддерживать! Пусть старается! Пусть ведет нас к смыслу.

Вечером пришли гости, здешние русские, профессор физики с женой, вышедшая за борунца официантка Галя с пятнадцатилетней дочерью от первого брака и ночной сторож со склада электроизделий, который кратко объяснил, что приплыл в Борунию морем. Что происходит на родине, они знали из газет и телевидения, но им хотелось взглянуть на Олега, словно он еще хранил на себе ее запах и отпечатки.

— А кем вы собираетесь работать, Олег? — спросил у него кто-то на следующей странице.

Опять следовала чистая строчка. Надо было что-то изобретать.

Поежившись, он ответил наобум:

— Да так... Может быть, преподавать.

Через несколько дней, к собственному изумлению, он уже входил в университет, где была кафедра славистики, предложившая ему несколько пробных занятий. В аудитории сидело пять борунских студентов: два белых, два негра и один китаец. Даже шесть. Шестая, добродушная дама лет пятидесяти, тоже вроде бы белая, но южного, испанского типа. Она была поначалу принята им за преподавательницу, зашедшую не то для контроля, не то для знакомства.

Негры когда-то учились в Харькове и говорили неплохо, с ощутимым украинским акцентом. Китаец учил русский в шанхайской средней школе, но говорить робел, после каждого вопроса проваливаясь сквозь землю. С белыми борунцами пока было неясно: глаза у них смотрели понимающе, но сами очень уж оказались немногословны.

Олег вообще-то был учителем химии. Отвечая: «Преподавать», — он имел в виду объяснение взаимодействия кислоты и щелочи с последующим выпадением осадка, увлекательную работу с реактивами, запись химических уравнений на доске. Но в Борунии химию надо было преподавать на борунском, а местный язык оставался для него приятным журчанием ручейка, без малейшей надежды отличить в нем одно слово от другого.

Для первого занятия, по совету профессора физики, человека бывалого, Олег взял тему «Автобиография». Он узнал о своих студентах довольно много. У старшего негра был трехлетний сын.

— Гарный хлопчик, — гордо подчеркнул тот.

Немолодая дама, которая единственная из всех оказалась коренной борункой, была разведенной бабушкой. На самом деле было ей семьдесят два. Раз в год по неделе она живала у трех взрослых дочерей, причем отзывалась о каждой из них критически.

Остальные два белых борунца были венграми. «Зачем их принесло в такую даль изучать русский язык?» — недоумевал Олег.

Оказывается, он и она, Дьердь и Котолин, тут же переименовавшиеся в Юру и Катю, учились в Сегедском университете, куда пришли две борунских стипендии. Помыкавшись здесь на разных отделениях филфака, они прибились к славистике, которой занимались и в Сегеде. У Кати в Венгрии остался муж, тридцатилетний владелец небольшой пивоварни. Детей у нее не было.

— А вы женаты, Олег? — поинтересовалась она.

Все оживились. Олег раскрыл рот, чтобы сказать, но сразу этого сделать не смог. Он трижды перечитал свой собственный ответ, который на этот раз автор не забыл напечатать черным по белому — после обязательного тире. Пожал плечами и сухо произнес его, как бы не приветствуя любопытство к своей персоне:

— Нет.

И сразу стал блекнуть целый круг воспоминаний. Шутка ли, забывался кусок жизни! Как на потускневших фотографиях с трудом различал он теперь себя и жену. Вот они с Мариной в Ялте, вот улыбаются в лесу фотоаппарату, поставленному на пне, а вот со строгими лицами стоят перед свежевыстроенным домом, в котором им дали крошечную квартирку... После этого прочитанного «нет» Марина больше не приходила ему в голову. Он вызывал ее в воображении, звонил домой, писал электронные письма. Но в ответ на свое стремление ощущал явное противодействие! В воображении она возникала сердитой и корящей, так что больше вызывать не хотелось, с телефонными звонками автор вообще расправился хулигански, указав: «никто не брал трубку». Как это не брал? А где же она жила, если не дома? На двадцать Олеговых посланий пришел наконец единственный электронный ответ: «Не надо больше писать. Завтра улетаем с Игорем на Канары». Игорь был Олегов однокурсник по химфаку, владелец небольшой, но бойкой фирмы, торгующей лаками и красками.