Побег - [17]

— Зато крепко, — оборвала его ведьма. — Пей, не рассусоливай. Действовать нужно немедленно. Хорошенько запомни: первое. Пошли человека в стан Юлия, чтобы Святополка немедленно вернули. Я хочу его видеть. Второе: город немедленно запереть. Ворота закрыть, никого не выпускать.

— Зачем не выпускать? — усомнился Любомир, через силу дохлебывая терпкое вино с тухлым привкусом.

— Пей-пей, не рассуждай. Куда подевалась Нута?

— Она исчезла, говорю же. Ее там нет. Слово чести.

— Ладно, не мели ерунды — забилась в шкаф.

— Я смотрел везде. Умереть мне на этом месте.

— Разберемся. Значит, третье: пусть задержат Нуту, если она неведомым образом бежала. Скажешь, она украла… Или нет, скажешь, отравила. Немедленно разыскать, взять под стражу и вернуть.

— Отравила? — пробормотал Любомир, уставившись куда-то вбок. Он боялся задевать ведьму взглядом, слишком явно выказывать отвращение тоже не смел и потому блуждал вокруг и около, испытывая величайшие нравственные муки.

— Отравила? — задумалась Милица, словно эта мысль только сейчас пришла ей в голову. — Девчонка слышала наш разговор. Это хуже отравы. Все, иди распоряжайся.

Уже не сдерживаясь, государь бросился к выходу, но на пороге вынужден был задержаться.

— Стой! — вскричала Милица. — Застегнись, неприлично. И вот… — Она подобрала валявшийся на ковре меч — усыпанную драгоценными камнями игрушку, намотала перевязь на ножны и сунула это подобие свертка хозяину. — Мужчина не должен расставаться с оружием. Помни, что ты мужчина, и не роняй этого звания!

— Спасибо! — пробормотал государь, надеясь, что это все. Но снова был остановлен.

— Да! — крикнула старуха. — Четвертое: пусть оставят меня в покое. Нужно отдохнуть, и это пройдет, — она ухватила себя за космы.

Покинув наконец внезапно одряхлевшую, но бойкую еще супругу, великий государь Любомир Третий добрел до дворцовых сеней, так и не озаботившись при этом застегнуться, меч под недоумевающими взглядами челяди он нес под мышкой. Государь плохо понимал, куда идет. Оказавшись на крыльце, он опустился на ступеньку, испытывая неодолимую потребность передохнуть.

— Вот что, Филофей, — молвил он, опознав толстомясое, широкое лицо боярина, который склонился к нему в немой тревоге. — Я как будто бы занемог… Да… Нута… Вот, вспомнил. Дело, собственно, в том… я должен отдать четыре распоряжения. Подожди… Четыре…

— Нута? Принцесса Нута? — переспросил крайне озабоченный боярин.

— Да. Но это неважно. Она кого-то там отравила. Значит так, первое: закрыть городские ворота, чтоб ни одна собака… Ни одна собака, понимаешь?.. Дальше: Святополка вызвать, его ждет государыня. Принцессу Нуту найти. Спросить.

Толстые щеки Филофея дрогнули, он шлепнул губами и онемел. На крыльце и на улочке, где столпились набежавшие дворяне, наступила гробовая тишина.

— Это что получается: три? — проговорил Любомир, едва ворочая языком.

— Три, государь, — вымолвил Филофей, замирая от ужаса. — Четвертое распоряжение какое?

— Четвертое? — удивился Любомир, беспомощно оглядываясь, на кого опереться — и прислонился к плечу каменной химеры, которая сторожила крыльцо. — Четвертое? Черт!.. — государь понурился и просел. — Совсем забыл… — пробормотал он слабеющим голосом. — Какая досада…

И это были последние слова, которыми великий государь подвел итог своей никчемной, потраченной на удовольствия жизни. Он захрипел, покачнулся вперед, как бы отказываясь от общества химеры, и рухнул на мостовую.

Сообщили государыне. Она вышла на порог спальни, пошатываясь. Лицо ее закрывала черная траурная кисея.

— Филофей, возьмите все на себя, — расслабленно молвила она. — Да-да, я знаю. Нута. Она отравила государя. Великий государь Любомир Третий принял решение объявить наследником Святополка. Тогда Нута отравила государя и скрылась.

— Так вот в чем дело! — ахнул Филофей. — Вот что было четвертое! Святополк — наследник!

— Пошлите за Святополком. Заприте город. Ищите Нуту. И оставьте меня одну. Мне нужно прийти в себя… от этого ужаса!

Придворные замерли в глубоком поклоне, обратив макушки к закрытой уже двери.

Юлий смешался и никак не ответил на призывный взгляд жены, который она бросила ему с порога двери. И только после того, как под рукою государева дворянина грянул запор и очутились они с женой по разные стороны разделявшей балаган преграды, он понял, что означал этот взгляд и что значила его собственная бесчувственная неподвижность. Казалось, не только Юлий, но и весь этот праздный люд, который заполнял оба конца моста, отлично сознавал, отчего молчал княжич, когда Милица заманивала к себе Нуту. Плохо разумея, что такое толкует ему отец, что отвечает Святополк, куда подевались Рада с Надой и с маленькой Стригиней, Юлий не смел оглянуться назад, где чувствовал спиной Золотинку. Тоже все понимавшую.

Кареты наконец тронулись. Нута сунулась было в окошко и завалилась внутрь при резком толчке кузова — пропала. Тогда особенным развязным голосом, как оставшийся без надзора воспитателей недоросль, заговорил отец.

— А где же наша волшебница? — игриво воскликнул он. Таким нарочитым, дурашливым голосом, который мог бы Юлия оскорбить, когда бы он не сознавал свою часть вины за отцовскую шаловливость.