Побег куманики - [8]

Ибо лишь истинная вера совместима с тем могуществом, что обретает тот, кто получает в свое распоряжение первоматерию.

Теперь ты понимаешь, что решение наших старших братьев продиктовано опасением за судьбы всего христианского мира, ибо не пришло еще время тому могуществу, которое несут в себе вышесказанные предметы.

Однако же время это обязательно наступит, а посему после смерти моей ты должен хранить предметы, а потом, коли случится и тебе отправиться в мир иной, передать свою миссию достойному члену нашего братства.

Помнишь ли ты, что, прибыв на Мальту, я первым же делом попросил тебя найти мне подходящий тайник для реликвий, которые я будто бы привез с собой? Ты не задавал мне никаких вопросов, но понятно было, что ты решил, будто я похитил нечто ценное, а теперь хочу это спрятать.

Я тебя не виню. На твоем месте я, наверное, думал бы так же. Кто же в здравом уме оставит теплую должность подле Святого Отца?

Ты, должно быть, решил, что меня поймали на воровстве и, чтобы не поднимать лишнего шума, отправили в монастырь. Все это я читал в твоем взгляде, но уста мои были запечатаны обещанием, которое я дал всем братьям нашим, и поэтому только сейчас я могу открыть тебе правду: я действительно спрятал в тайнике некоторые вещи, но теперь ты знаешь, что они собой представляют.

Отправляясь на Мальту, я не имел ни малейшего представления о том, где мне предстоит оборудовать тайник, но один верный человек, имени которого я называть не буду, рассказал мне о тебе и о том, что именно тебе известны тайны мальтийских подземелий.

В пещере Гипогеума, у алтаря Трех Святых, я спрятал то, что мне поручили сохранить. Место это ты найдешь без труда, изучив прилагаемый к письму рисунок.

Брат мой, твоя скромность и смирение выше всяких похвал. При нашей первой встрече я передал тебе письмо от Совета нашего братства, в котором, как я знаю, тебя просили оказывать мне всяческое содействие. Ты не задавал никаких вопросов и выполнил все наилучшим образом.

Ты усомнился во мне, но непоколебимой осталась твоя вера в идеалы нашего братства, а поэтому лучшего хранителя, чем ты, и быть не может. Знай также, что Совет братства уже извещен мною и твоя кандидатура одобрена.

МОРАС

ноябрь, 3

моя квартирная хозяйка сошла с ума

она хочет вышить мне подушку

думку, как говорила моя няня

спрашивает, что я хочу там видеть: алые маки, котенка или надпись

придумал надпись для подушки: I shut my eyes and all the world drops dead[27]

сеньора пардес замахала руками и ушла на кухню

ноябрь, 4

у валлийцев в мабиногионе было три воинственных персонажа божественного происхождения, не помню, как их звали

зато помню, как звали жен: och — увы, garim — плач и diaspad — крик

и как звали слуг: rwg — плохой, gwaeth — худший и gwaeihaf oll — самый худший

вот я и думаю: чтобы стать по-настоящему воинственным, достаточно окружить себя подобными людьми и божественное происхождение тебе не поможет

ноябрь, 5

Когда я лежал в больнице, там была темно-рыжая девочка. Пия. Она хотела умереть. У нее в палате все было пластмассовое. Даже оправа у зеркальца. К ней приходило много народу: мама, папа и разные красивые кузины. От Пии пахло ванилью, как от свежей плюшки, она ходила по коридору в белом шерстяном халате с вышитым на кармане кроликом. Раньше, когда я лежал в другой больнице, нам не разрешали носить свою одежду и ходить по коридору с девушками. Девушек там и не было, только стриженые тетки, совсем старые. Доктор сказал мне, что Пия скоро выпишется, поедет домой, и я решил подарить ей что-нибудь на память. Нарисовал ее портрет в профиль и приклеил прядь волос к рисунку. Своих, потому что до Пииных было никак не добраться. А на место глаза приклеил синий кусочек стекла от разбитого термометра, я его еще раньше нашел в процедурной комнате. Рисунок я подложил Пие под дверь. Это было поздно вечером, уже разносили сонные таблетки. Наутро она не вышла к завтраку, и я понес ей поднос с какао и печеньем, это у нас разрешали. Можно было ходить в гости и все такое.

Я дошел до ее двери, не расплескав ни капли, хотя пол был скользкий, его только что помыли. Дверь у Пии не открылась. Я поставил поднос на пол. На ужине ее тоже не было и назавтра нигде не было. Сестра Роби отмахнулась, когда я спросил. Доктор сделал удивленное лицо, и я больше не стал спрашивать. Когда люди делают такое лицо, я боюсь спрашивать. Потом я забыл про Пию. Теперь только вспомнил. Может, ее и не было совсем.

ЗАПИСКИ ОСКАРА ТЕО ФОРЖА

Лондон, шестое ноября

Письмо Иоанна Мальтийского («Мальтийский» — это я хорошо придумал, ему бы и самому понравилось) производит довольно странное впечатление. Совершенно очевидно, что автор знаком с традициями александрийской алхимии и трудами Филона.

Мир, жизнь, существование остаются — если верить Иоанну — лишенными смысла до тех пор, пока события не завершат свое Transmutatio, результатом которого станет выплавленный из этой лишенной смысла действительности меч огненный, или lapis philosophorum.

Впрочем, как рассуждает автор, философский камень может появиться в мире и без помощи алхимиков.

Чаще всего так и бывает, поскольку адепты своими намерениями и волей только нарушают естественный ход вещей.