Побег - [29]

Когда он вперился в нас тупым и грустным взглядом, громко шмыгая носом и смешно шевеля раздвоенной верхней губой, я наконец-то понял — гребаный каларгон, да это же заяц! Неимоверно разжиревший на богатых кормом горных полянах.

Обычный земной заяц жирностью не отличается. Но эти же… Такого и шпиговать не надо, потроши, и на костер, еще и жирку натопить можно не меньше банки. Зайцы-ленивцы, похоже, живут прямо здесь, в лабиринтах упавших деревьев и зарослях кустов, укрывающих их от хищников, прежде всего сухопутных. Санаторий! Беззаботная жизнь на всем готовеньком, шведский стол! Коротая дни без малейшей потребности в сколько-нибудь существенном перемещении, ушастые обленились до предела.

Суперзаяц посмотрел на нас еще немного и поковылял дальше на коротких и толстых лапах, страдая тоской безделья и нездоровой одышкой.

Кстати, тут не только саблезубые зайцы водятся.

Заметив на обрезе склона крупных птиц с мраморно-серым оперением, превосходящих величиной тетерева или фазана, Лимонов тут же громогласно объявил, что это улары.

— Из наших охотничьих птиц нет почетней трофея, чем улар! — высокопарно произнес он, разглядывая их в оптический прицел. — Но нет и более трудной добычи. Для того, чтобы найти улара, люди забираются за облака, на три километра…

— «Из наших» — это где? — поинтересовался я, тоже любуясь пернатыми. Похожи на куропатку, только размером они с породистую взрослую курицу. Светлые продолговатые отметины тянутся по спинке, на боках — полоски темные. Горло белое с черным ошейником.

— В Киргизии.

— Так ты оттуда?

— Из Бишкека. Когда там начались революции, первыми на родину потянулись немцы. А потом и русские, мама с папой переехали в Тюмень.

— Гм… Куропатки?

— Горные индейки. Очень вкусные. Эти — просто копия! Только больше размером. Эх, жиру в них… До революции самые опытные охотники-киргизы занимались охотой на уларов, специальный промысел. Мясо уларов считалось настолько целебным, что его употребляли в качестве лекарства от проказы и оспы. Было старинное поверье, будто человек, поевший уларов, не только сам не заболеет оспой, но даже маленькая частица такого человека имеет целебную силу… И многие верили. Ну, сам понимаешь, суеверия всякие… Говорят, что в те времена за одного улара платили сто баранов. А за один палец человека, евшего уларов, — двадцать баранов, потому что мясо такого человека тоже целебное и предохраняет от оспы. Все охотники хотели добыть улара, но его очень трудно убить: эти птицы водятся только высоко в горах, и их мало.

— Не больно-то высоко, как я посмотрю! — заметил я, кивнув головой на стаю, с неменьшим любопытством разглядывающую нас.

— Отец был охотником, иногда баловал нас таким деликатесом, — вспомнил Лешка. — Подстрелить улара — заветная мечта многих. Обычно их бьют случайно, на горных охотах, когда они неожиданно налетают. Улары живут на крутых склонах, рядом с ледниками или вечными снегами. Но им нужны и альпийские луга. Они же в основном пешком передвигаются, причем всегда вверх по склонам, лезут, как настоящие альпинисты! Вниз спускаются по воздуху, планируют с гребней к лугам, и затем весь день, собирая по пути корм, карабкаются к местам ночевок.

— Что там у вас? — спросил подошедший Винни.

— Да вот, товарищ птичек увидел, уларами прозвал, — ухмыльнулся я. — Утверждает, что, по киргизским поверьям, они целебные. Спасают даже от оспы.

— Вот как? Любопытно, любопытно! — сразу заинтересовался вьетнамец.

— Они очень крепки на рану, — предупредил парень. — Подранок никогда не становится добычей, фиг доберешь. Бить надо точно.

— Сейчас стрелять не буду, — промолвил охотник. — А вот если останемся в горах на ночь…

— На тебя вся надежда! — воскликнул я.

— И дылду-зайца вальни! — горячо подхватил Лимонов, облизываясь. — Одного зайца и птицу. Можно парочку, я вам сделаю киргизскую колбасу из улара.

— Забились, — решил я за главного стрелка группы.

Винни улыбнулся и кивнул головой, а улары, почувствовав неладное, с нежными серебристыми трелями, которые можно передать звуками «уль-уль-уль», за считаные секунды перелетели подальше.

Шли мы не по руслу, где легко поломать ноги на мокрых, покрывшихся скользким илом камнях, а по правой террасе — широкой зеленой полосе подошвы. Квадроцикл здесь не прошел бы, а байк Лешке порой пришлось бы перетаскивать на руках.

Через километр охотник насторожился.

Дав знак, чтобы мы стояли и не приближались, он наклонился к самой земле и начал что-то внимательно изучать. Следы какие-то увидел… Раз не зовет нас с Лешкой, значит, мы ни черта и не поймем. Появится доступное пониманию — покажет.

Вот Винни выпрямился, сбил на нос кепку и, совершенно по-русски озадаченно почесав затылок, махнул рукой вперед. Алгоритм ситуации известен: ищейка встала на след, значит, наша задача — полностью взять на себя контроль местности, дабы мастер не отвлекался на наблюдение. Наконец, вьетнамец сделал приглашающий жест, и мы подтянулись.

— Я не совсем понимаю, что тут происходило, друзья. Пока. Но кое-что уже могу сказать: один из американцев, если это были американцы, конечно…

— А кто же еще? — возмутился индеец.