Побег Арсена Люпена - [6]

Целый месяц прошел в кропотливых поисках, а загадка так и оставалась загадкой. Нельзя было, однако, до бесконечности держать в заключении беднягу Бодрю. Процесс по его делу был бы смехотворным: какие обвинения можно было ему предъявить? Следовательно, пришлось подписать приказ о его освобождении. Но глава сыскной полиции велел установить за ним тщательное наблюдение.

Эту мысль подсказал ему Ганимар. С его точки зрении, Бодрю не был ни жертвой случая, ни сообщником Люпена, а всего лишь инструментом, которым тот воспользовался с присущей ему поразительной ловкостью. А когда Бодрю окажется на свободе, он может навести на след если не самого Люпена, то хотя бы кого-нибудь из его шайки.

В помощь Ганимару отрядили инспекторов Фольанфэна и Дьёзи, и вот однажды, туманным январским утром, ворота тюрьмы распахнулись наконец перед Дезире Бодрю.

Поначалу он казался растерянным и шагал вперед неуверенно, словно бы соображая, куда же ему податься и что делать. Улица Санте привела его на улицу Сен-Жак. Там он остановился перед лавкой старьевщика, разоблачился до пояса, спустил владельцу жилет за несколько сантимов, а куртку снова надел и двинулся дальше по мосту через Сену. Возле Шатле с ним поравнялся омнибус. Он хотел было вскочить в него, но там не оказалось свободных мест. Кондуктор посоветовал ему взять билет и посидеть в зале ожидания.

Тут Ганимар подозвал к себе обоих своих подручных и, поглядывая на станцию омнибусов, приказал:

- Остановите фиакр... нет, лучше два, так будет благоразумнее. Я сяду с одним из вас, и мы последуем за ним.

Приказание было выполнено. Но Бодрю не появлялся. Ганимар заглянул в зал ожидания: там не было ни души.

- Ну и дурак же я, - пробормотал он, - забыл про второй выход.

И в самом деле, внутренний коридор соединял станцию с улицей Сен-Мартен. Ганимар бросился туда. И выбежал наружу как раз в тот самый миг, когда Бодрю вскочил на империал омнибуса, следовавшего по маршруту Батиньоль-Ботанический сад и как раз заворачивавшего за угол улицы Риволи. Он помчался вслед за ним и успел вскочить на подножку, но оба его помощника отстали, так что ему пришлось продолжать преследование в одиночку.

Вне себя от ярости, он хотел бы по безо всяких церемоний схватить бродягу за шиворот. Как ловко этот мнимый идиот обвел его вокруг пальца и оторвал от помощников.

Он взглянул на Бодрю. Тот подремывал, сидя на скамейке, его голова моталась из стороны в сторону. Рот был слегка приоткрыт, на лице застыло выражение невероятной тупости. Нет, такой противник неспособен тягаться со старым Ганимаром. Он воспользовался случаем, только и всего.

На перекрестке у магазина Галери Лафайет бродяга пересел из омнибуса в трамвай, идущий в Мюэтт. Они проехали по бульвару Оссмана, по проспекту Виктора Гюго. Бодрю сошел на последней остановке. И вразвалочку направился в сторону Булонского леса.

Там он принялся слоняться взад и вперед по аллеям, то возвращаясь на те места, где уже был, то забираясь вглубь. Чего он искал? Какую цель преследовал?

Проплутав так целый час, он, видимо, порядком уморился. Высмотрел себе лавчонку, стоявшую на берегу небольшого пруда, обсаженного деревьями, в совершенно пустынном месте неподалеку от Отейля. Потеряв терпение, Ганимар решил поговорить с Бодрю.

Присел рядом с ним на лавочку, закурил сигарету, поводил концом трости по песку и наконец обронил:

- А сегодня довольно прохладно, вы не находите?

Бодрю не отозвался. И внезапно в тишине грянул раскат смеха, радостного, счастливого смеха - так хохочет ребенок, захлебываясь, не в силах совладать с собой. Ганимар почувствовал, что волосы у него на голове встают дыбом. Как знаком ему был этот смех, этот сатанинский смех!

Он вцепился в лацканы бродяги, всмотрелся в него еще внимательней, еще пристальней, чем в зале суда. Нет, перед ним был вовсе не жалкий побирушка, а тот, другой, настоящий... Или оба они вместе.

Сыщик продолжал всматриваться - и у него на глазах лицо бродяги преображалось, с него как бы спадала обветшавшая маска, сквозь которую проступали свежая кожа, искрящийся взгляд, губы, не обезображенные горькой складкой. Это были глаза Люпена, губы Люпена, это было его выражение лица острое, живое, насмешливое, умное, ясное и молодое!

- Арсен Люпен, Арсен Люпен, - бормотал полицейский.

И внезапно; вне себя от ярости, он схватил его за горло, попытался повалить на землю. Несмотря на свои пятьдесят лет, он еще был полон сил, а его противник выглядел таким хилым. Вот будет здорово, если ему удастся вернуть беглеца!

Схватка оказалась короткой. Арсэн Люпен почти не защищался, но Ганимар был вынужден выпустить добычу столь же неожиданно, как он схватил его. Его правая рука плетью повисла вдоль тела.

- Если бы ты брал уроки джиу-джитсу на набережной Дезорфевр, - заметил Люпен, - ты знал бы, что этот прием называется по-японски уни-ши-ги. - И холодно добавил - Еще секунда - и я сломал бы тебе руку, впрочем, именно этого ты и заслуживаешь. Как ты мог злоупотребить моим доверием ты, мой старый друг, которого я настолько уважаю, что решился открыть перед тобой свое инкогнито... Ах, как нехорошо! И что это с тобой?