Победные трубы Майванда - [30]

В Симле стояла чудесная погода. Уже в середине сентября закончился сезон дождей, обычно начинающийся здесь в июле, муссоны отступили, до наступления холодов было еще около полутора месяцев. Можно было наконец вздохнуть свободнее и ощутить всю прелесть мягких, погожих дней и окружающей природы. Удивительно хороши были разбросанные вокруг рощи голубой сосны и гималайского кедра. Хребты Даула-Дар и Наг-Тиба с одной стороны, горы Соля-Синги — с другой представляли собой живописное обрамление картины. За хребтами на северо-востоке в далеком мареве угадывалась еще более внушительная горная цепь — Большие Гималаи…

Когда в зале заседаний «Белого дома» собрались все приглашенные, к ним вышел вице-король. По его знаку полковник Колли подал папку; в ней находились наиболее срочные бумаги, подлежащие обсуждению.

— Джентльмены! — лорд Литтон вынул из папки какой-то документ и сделал многозначительную паузу. — Кабул снизошел до ответа нам. Мы с Лайеллом и Колли изучили его самым внимательным образом. Тут не только не выражается желание принять нашу миссию, но и обходится молчанием публичное оскорбление британского правительства в лице его почтенного посланника.

Бросив взгляд на собравшихся, он продолжал:

— Совершенно ясно, что если бы мы ожидали письма эмира в Пешаваре, не отправляя миссии, то в течение двух месяцев не продвинулись бы ни на шаг вперед, получая такие же бессмысленные ответы на другие наши послания, заведомо ненужные. Была иная возможность: миссия следует в Кабул, игнорируя запрет афганских властей, но рискуя вызвать конфликт. В первом случае ее отправку пришлось бы отложить до весны, и тогда практическим результатом нынешней зимы, о чем уже широко толковали все наши азиатские подданные, был бы открытый союз эмира с Россией, его открытая враждебность к нам и наше открытое пассивное принятие того и другого…

Снова пауза.

— …Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Своей настойчивостью, выразившейся в продвижении генерала Чемберлена к афганским пределам, несмотря на отсутствие согласия Шер Али принять его, мы выиграли время. Это раз. А во-вторых, что не менее, если не более важно, этот дикарь и главарь дикарей полностью разоблачил себя. Он наш враг и заслуживает соответствующего обращения.

Места за столом заседаний слева от кресла вице-короля по сложившейся традиции занимали братья Стрэчи — Ричард, которому к тому времени исполнился шестьдесят один год, и пятидесятипятилетний Джон. Эти крупные администраторы специализировались в области экономики и общественного строительства — ирригации, прокладки железных дорог, в чем особенно зарекомендовал себя Ричард Стрэчи. Джон Стрэчи был финансовым членом Совета, то есть фактически министром финансов Индии. Он напряженно трудился над сбором средств на афганскую войну. А в том, что она вот-вот разразится, Джон, которого Литтон держал в курсе относительно своих планов, нимало не сомневался.

Первым и выступил Стрэчи-младший.

— Как некоторые утверждают, — заявил он, — обязанность правительства Индии состоит только в том, чтобы удовлетворять потребности и нужды ее населения, и что оно может стоять в стороне, если от этого страдают интересы центра нашего хлопчатобумажного производства — Манчестера. Я решительно отвергаю эту точку зрения…

Аплодисменты были ответом на последние слова руководителя индийской экономики…

— …Я не перестал быть англичанином от того, что провел большую часть своей жизни в Индии и стал членом ее правительства. Интересы Манчестера — это интересы не только развитого района и многочисленного населения, непосредственно занятого в торговле и текстильной промышленности, как то квалифицируют поверхностные люди, но и миллионов англичан.

Голос Джона Стрэчи возвысился до патетического звучания:

— Я не стыжусь открыто заявить, что для меня нет более высоких интересов, нежели интересы моей родины!..

— Полагаю, господа, все мы должны выразить признательность сэру Джону за столь прочувствованные и патриотические слова, — взволнованно произнес вице-король.

— Совершенно верно, милорд, — поддержал Литтона Лайелл. — Сэр Джон высказал то, что находится в сердце каждого из нас. Что же касается конкретной обстановки, то она требует немедленных действий. Самые веские доводы — политические, и их я считаю неотразимыми. Настолько неотразимыми, что едва ли смогу допустить наличие каких бы то ни было причин, которые могли бы задержать наше выступление до весны…

Лайелл встал, видимо полагая, что стоя он выскажется убедительнее:

— Бездействие на пороге Афганистана в ожидании весны, по моему мнению, может оказаться губительным для нашей политики. И не стоит всерьез останавливать свое внимание на этом…

Он подумал о Каваньяри, о его настойчивом стремлении подкупить, переманить на сторону Британской империи вождей пограничных племен, чтобы подготовить почву для вторжения на афганскую территорию, и продолжал:

— Мы потеряли бы опору среди вождей племен, нанесли бы урон своей репутации и подняли бы авторитет эмира, бросившего нам вызов. Не могу поверить, что Лондон станет терять время на обсуждение подобной политики!..