Победитель свое получит - [5]

– Очень сильная драматическая актриса, – со знанием дела отметила Тамара Сергеевна. – Я старая театралка и разбираюсь в актерской игре. Барахтина еще в Нетске обратила на себя внимание. Играет потрясающе!

– Чего тут играть? – не согласился Илья. – Дрыгай ногами да ори.

– Илюша, ты не понимаешь! Это очень убедительная сцена. Ты слишком мало видел в жизни, чтобы судить. Вот если б хоть раз тебе что-то всерьез угрожало…

Это ему-то ничего не угрожало? Как бы не так! Да если бы не победоносный пробег по компьютерному замку и не груды поверженных там врагов, коленки бы дрожали до сих пор! И Димон с Серым, плюясь, скакали бы перед глазами.

Памятная дрожь, привязавшись еще на аллее, все еще давала о себе знать. Это значило, что все сегодняшнее было на самом деле, а не привиделось в отвратительном сне, какие донимают утром перед самым звонком будильника. Впрочем, будильник у Бочковых не звенел – он гнусаво издавал песнь из «Лебединого озера». Просыпаться под такую заунывную музыку было особенно противно.

Оставив Барахтину пускать пузыри до конца серии, Илья снова устремился в стылые лабиринты своего нордического замка.

Прошло с полчаса, прежде чем к Илье вернулось спокойствие и уверенность в том, что он всесилен. Он перестал думать о погоне, чувствовать сбитый подбородок и видеть перед собой странно вдумчивую морду дурашливой собаки.

Плевать на собаку! У самого Ильи в прекрасном нордическом мире имелся свой верный зверь – огнедышащий дракон, тоже черный и когтистый, но куда крупнее и свирепее любого пса. Илья подумал, не назвать ли дракона Снарком. Звучное имя! С драконом не мог сладить ни один враг, даже сама волшебница Изора, облаченная в железное бикини и море розового газа.

Илья щелкнул мышью и вызвал белокурую Изору. Она раскачивалась перед ним в портретном окошке, как лист на воде, – тонула, всплывала, сыпала искрами раскосых глаз и сулила чудовищные беды.

Да, все женщины замка восхитительны, даже злодейки. Их совершенство пугало Илью – он слишком пригляделся к бренной телесности живых красавиц. Чего-чего, а красавиц в «Фуроре» пруд пруди! Однако их прелесть уравновешивается обидными пороками – глупыми нарядами, плохо прокрашенными шевелюрами, резкими голосами, мокрыми носами с мороза.

А вот Изора во всем безупречна – так же как Тара, верная сообщница Ильи в лабиринтах замка. Куда до нее фуроровским дурам! Длинноволосая Тара бесподобно владела мечом, луком и нунчаками. Она щеголяла в мрачных разбойничьих ботфортах, дырявом мини-платьице из кожи и была намного краше самой Изоры. Илья, конечно, понимал, что никакой Тары не существует, что скроена она из примитивных грез неведомого разработчика игр и потому выглядит старательно выточенной из дерева, холодной и гладкой, как учительская указка.

Ну и пусть! Сам Илья, отправляясь на встречу с нордической нечистью, тоже мало напоминает собственное отражение в зеркале ванной. Во-первых, зовут здесь его не Ильей, а Альфилом, и лет ему не семнадцать, а никак не меньше тридцати. Он, высокий, атлетического вида блондин с тяжеленным подбородком и густыми бровями, не только носит во лбу сияющую Звезду Избрания – за плечами у него клубится бесконечный плащ, меч бьет без промаха, а враги на суше и на море трепещут от одного его вида.

В торговом комплексе «Фурор», где Илья уже три месяца работал грузчиком, его вид ни у кого не вызывал трепета. Зато его тут по-своему любили – и как самого младшего члена коллектива, и как сына Тамары Сергеевны Бочковой, Томочки, как все ее звали. Илья вырос в «Фуроре» – вернее, в безымянном гастрономе, куда лет пятнадцать назад попала Тамара Сергеевна после того, как ее сократили в библиотеке завода «Мехмаш». Ничего не скажешь, лихие были времена!

Библиотекарша Тамара Сергеевна устроилась тогда в молочный отдел. Все, всегда и везде ее любили – полюбили и здесь. Ее покладистость и мягкие манеры не выветрились за годы, проведенные за прилавком. Конечно, ее голос в гастрономе сильно окреп, но своих покупателей, как прежде читателей, она неизменно звала голубчиками, душечками и «моими хорошими». Знала она и целую кучу других ласковых слов.

Такое обращение многих голубчиков поначалу возмущало и отталкивало. Придя в себя, они невольно начинали скандалить и ругаться матом, но в ответ нарывались лишь на бархатный взгляд Томочки и ее милую улыбку. Улыбка никогда не сходила с Томочкиного лица – круглого и для молочного отдела адекватно белого, как сметана.

Постоянных покупателей в «Фуроре» больше всего было именно у Тамары Сергеевны. Своим голубчикам она так умела расписать прелести товара, что его хотелось не только купить, но и съесть на месте, жадно разгрызая упаковку. Даже если кефиру случалось уродиться пронзительно-кислым, а в йогурт производители перекладывали ароматизатора, идентичного натуральному (это, как известно, ацетон), Тамара Сергеевна распродавала все. И ведь она ничего от покупателей не скрывала – лишь перекисшее называла пикантным, а пересохшее плотным. Это была правда в той же степени, в какой ее клиенты могли считаться душечками. Переварив плотное и пикантное, бедолаги наутро вновь брели к Томочке, чтобы принять дозу теплых словечек, на которую они давно подсели. Их ждала очередная сметана, «перед которой домашняя просто вода».