Победитель, или В плену любви - [63]

Следующие две недели между прочими делами Манди занялась обучением письму. Она сама объясняла Александру, как просто шить, но он обнаружил другое, когда взял иглу. Теперь, в свою очередь, она поняла, что легкая непринужденность, с которой он владел своей иглой обманчива, все было более трудней, чем это выглядело со стороны. Она начала обучение с восковой дощечки и острого деревянного стилоса. Когда же она выучила все буквы алфавита, в их прописной и строчной формах, он приступил к обучению пользования пером и пергаментом.

Перо иглы должно быть срезано точно, чтобы обеспечивать ровный край и толщину чернилам, которые в свою очередь должны быть смешанными в правильной пропорции — ни слишком густые, ни слишком жидкие.

Пергамент должен быть заранее подготовлен для каллиграфического письма и размечен шилом, чтобы определить каждой букве ее место. Манди пришлось научиться подчищать свои постоянные поначалу ошибки, не повреждая поверхность листа. Хотя она делала много ошибок, ей помогал править и красиво выводить буквы ее глаз швеи. Александр был как расплавленное олово: то нетерпеливо хватался за голову, то быстро нахваливал, но, кажется, оставался доволен своей ученицей. Он заставил ее писать один из его текстов и затем читать это ему. Затем заставил ее написать короткое письмо воображаемому другу.

Ее понимание росло, и она впитывала знания с такой энергией, о которой даже не подозревала до сих пор. Александр был удивлен, восхищен и очень гордился и ее успехами, и ее старанием настолько, что сократил свои посиделки с другими рыцарями, чтобы выделять дополнительное время для занятий.

Харви, однако, был против полного обучения.

— Это — не женское дело, набивать голову такими знаниями, — протестовал он, когда с Александром как-то утром ухаживали за лошадьми. — Я и то не нуждаюсь в этих навыках. Зачем это ей?

Александр улыбнулся с сожалением, продолжая поглаживать тянущегося к яслям Самсона.

Харви, подобно большинству неграмотных людей его положения, воспринимал умение читать и писать с глубоким подозрением. Но знания медленно, но окончательно становились необходимыми для дальнейшего продвижения человека, и те рыцари, которые цеплялись упрямо за старое, оставались позади. Хуже всего было то, что они оставались позади торговцев и ремесленников, богатых крестьян и женщин.

— Я не вижу ничего плохого в ее обучении, — мягко ответил Александр. — По крайней мере, она никогда не будет в зависимости от какого-нибудь писца.

Лицо Харви потемнело.

— Ничего, кроме печали, эти знания не принесут, — сказал он. — Ты забьешь ей голову всякими странными понятиями, которые разрушат ее, а ведь она уже на выданье. Ты показываешь ей мир, где она никогда не будет жить.

— О, не будь таким твердолобым, Харви. Есть много женщин, которые грамотны, и их мужья не бьют их за это. Посмотрите хоть на мать Ричарда, королеву Элеонору. Разве он не обязан своей свободой ей? Если бы не ее способности, он все еще томился бы в немецком плену.

— Да, и сама она вертела в течение шестнадцати лет собственным мужем, разжигая смуту, — парировал Харви. — Смуту, которая никогда не случилась бы, знай она свое место.

Братья впились взглядом друг в друга.

— Тогда ты сообщи Манди, — сказал Александр сквозь зубы с презрением. — Сообщи ей, что она не может продолжать учиться и именно из-за твоего свинского невежества.

Харви немедленно замахнулся на брата.

— Да, — сказал молодой человек высокомерно, — поставь меня на место тоже.

Харви посмотрел на Александра, затем на свои сжатые в кулак пальцы, а затем неразборчиво выругался, повернулся на пятке и бросился вон. Александр выдохнул наконец и бросил щетку на землю. Причина была не только в чтении и письме, подумал он. Что-то еще грызло Харви. Он был какой-то кислый и рассеянный эти последние несколько недель, но не находил ничего лучше, чем выражать свое беспокойство вспышками злости. Возможно, так и должно было быть, но Александр не имел ни малейшего желания послушно играть козла отпущения.

Он уже нарядил Самсона в новую сине-желтую попону, когда Харви вновь появился одетым для рыцарского поединка, в полных рыцарских доспехах — готовый к бою на час раньше, чем было намечено сражение. Александр с интересом отнесся к этому предзнаменованию, но не сказал ничего вслух и снова вернулся к заботам о жеребце.

Харви прокашлялся.

— Он напоминает рыцарского коня, — прокомментировал он. — Жаль, что нет рыцаря, а есть только кавалер, ездящий на нем.

Александр сверкнул глазами.

Харви ответил ему с деланным негодованием, но его губы чуть изогнулись в улыбке.

— Всей-то разницы между рыцарем и валетом — что успели нацепить, чем задница прикрыта, — парировал Александр с поклоном к наряду Харви.

Харви сделал примирительный жест и отвернулся, чтобы начать снаряжать Солейла.

— С чего это ты стал таким сторонником принципа «Женщина, знай свое место»? — адресовал вопрос Александр спине брата. — Тебя же это никогда не трогало раньше. Я даже помню, ты сочувствовал и говорил Арнауду, что жаль Манди, обреченную чуть не с рождения носить очеломник.

С сердитым вздохом Харви повернулся.