Победа Великой армии - [75]

Он встал и решил встряхнуться. Ему было не по себе в этом нелепом наряде, подобающем франту из Пале-Рояля, хотя эта одежда Могла и пригодиться для домашнего ужина. Потом он снова наденет свою форму офицера егерей и пойдет в ней на прием к императору.

Его мать и сестра Анжелика ждали в гостиной. Анжелику он не видел уже два года. Когда он отправлялся на войну, она заканчивала учебу в школе ордена Почетного легиона, а теперь его поразила ее изумительная красота. Она всегда была изящной и очаровательной и с детства привлекала своей улыбкой и красотой своих волос. Но теперь, став девушкой, она, по мнению Франсуа, достигла совершенства. От матери она унаследовала изысканность манер, а от отца — умение плавно двигаться, благородство и точность в каждом жесте. Увидев брата, она насмешливо улыбнулась:

— Так тебя, Фрике, сделали генералом? Чего же такого особенного ты натворил?

Она встала, взяла брата за руку и, поднявшись на цыпочки, чтобы до него дотянуться, чмокнула его в щеку звонким поцелуем, от которого ему стало хорошо, как в отрочестве.

— Пойдемте, дети, пора обедать! — сказала им мать.

Следом за ней они вошли в столовую, где расселись вокруг овального стола. Заняв место в центре, мадам Бейль усадила Франсуа справа от себя, Анжелику — слева. После смерти мужа она никогда и никого не сажала напротив себя.

Обратившись к сыну, она сразу же заговорила на модную тему:

— А тебя не слишком удивило отречение твоего обожаемого императора?

— Я его, мама, не обожаю: я им безоговорочно восхищаюсь. Во время русской кампании я прекрасно чувствовал, что его терзала какая-то тайная забота, но так и не отгадал, в чем она состоит.

— Ну и странная же у него возникла идея — сделать регентом Евгения де Богарне! Если не считать того, что у него тут есть два дома и что он очень учтиво раскланивается с Анжеликой, — решительно не понимаю, почему ему уготована королевская власть!

— Однако, мама, — прервала ее Анжелика, — во Франции уже бывали регентши, как Екатерина и Мария Медичи, у которых было не очень-то много общего с королевской властью!

— Было бы проще, — продолжала мадам Бейль, сохранившая монархические убеждения и при Империи, — обратиться к графу Прованскому! Те, кто с ним хорошо знаком, говорят, что он человек благоразумный, умеренных взглядов.

— Это правда, мама, у него хорошая репутация, — ответил Франсуа, — но я не думаю, что французы готовы согласиться на реставрацию монархии. Они постепенно привыкали к Наполеону благодаря его победам, однако он, похоже, еще и символизировал определенную преемственность по отношению к республике. Нет, французы не намерены сразу же вернуться к монархии!

— Что ж, посмотрим! — ответила мадам Бейль. — Трудности начнутся, если принц Евгений не оправдает ожиданий. И тогда будет слишком поздно принимать разумное решение; тогда снова вернется республика с ее бесчинствами. Ну, и чем же будет заниматься твой героический император?

Пока они обменивались этими репликами, обед проходил так же, как всегда, насколько помнил Франсуа: дымящийся суп в глубоких тарелках, блюдо с разнообразными овощами и нежирным мясом или птицей, сыры из Оверни и десерт — взбитые сливки и пирожные. Прислуживал за столом Габриель, которому помогала молодая служанка, подогревавшая и менявшая тарелки.

— Думаю, в конце недели я смогу лучше ответить на ваши вопросы, потому что на днях собираюсь повидаться с императором, — сказал Франсуа. — А пока я знаю только то, что сказал мне Гёте, когда принимал меня в Веймаре: Наполеон полагает, что все, чего можно достичь военными успехами, уже исчерпано. Он хочет посвятить себя установлению мира в Европе, и для этого ему нужно предстать в новом облике.

— Все это довольно неопределенно, — ответила мать. — Но что он тем временем делает с нами, французами?

Анжелика пришла в возбуждение:

— Ты встречался с Гёте? Он с тобой разговаривал? Я как раз собираюсь перечитать его «Вертера».

Подали десерт. Мадам Бейль успела заказать любимое блюдо сына — клубничное желе. Но его уже клонило в сон, и он почувствовал себя усталым. Съев последнюю ложку десерта, он поцеловал мать в лоб и ушел к себе.

Проходя мимо двери в комнату Анжелики, он решил пожелать ей спокойной ночи, как делал каждый вечер, пока жил дома. Анжелика вскрикнула от радости:

— Входи, Франсуа, я так рада тебя видеть! Опасалась, что ты забудешь зайти. — Она глубоко вздохнула. — Я так боялась, что тебя убьют! Ты, наверное, знаешь, что двое наших кузенов, Лаффары, служившие в артиллерии, погибли в Москве! Похоже, гвардию император берег.

Франсуа улыбнулся:

— Только по пути в Россию, а на обратном пути — нет! Мне кажется, мама не любит Наполеона.

— Она его ненавидит. Упрекает его в том, что он создал фальшивую знать, и в том, что он — плохой христианин. Она все ждет возвращения короля, словно это возможно. Я же думаю, как и ты, Франсуа: мне кажется, это неосуществимо. Революция еще не закончилась. Наполеону удалось прикрыть ее сверху крышкой, но внутри-то по-прежнему кипит, по крайней мере в Париже. Я убеждалась в этом каждую неделю, когда ходила в квартал Шарон помогать монахиням-августинкам, содержащим сиротский дом. Зачастую я была так глупа, что одевалась по моде, и встречные простолюдины бросали на меня злобные взгляды. По их глазам я видела, что они с удовольствием вздели бы мою голову на пику!