Победа Великой армии - [55]

Бейль подъехал к своей квартире. Окна были открыты, Мари-Тереза наблюдала со второго этажа за уличной суетой. Некоторые солдаты свистели, пытаясь привлечь ее внимание.

Лоррен стоял перед заботливо распахнутой для генерала дверью. Бейль отдал ему шапку, перчатки и зеленый форменный мундир, надетый по случаю визита к маршалу Бертье, и попросил собрать в зале на первом этаже лейтенанта Вильнёва, конюха Бонжана и Мари-Терезу.

Когда все четверо пришли, Франсуа рассказал им о предписании императора вернуться во Францию и попросил их присоединиться к нему в дороге до Парижа. Их глаза заблестели от радости и нетерпения.

— Мы выезжаем через два дня. Мне нужна небольшая пауза, чтобы завершить возвращение моих батальонов в исходные полки. Завтра вечером я приглашу полковника Арриги и девятерых командующих нашими подразделениями на прощальный ужин.

Повернувшись к Мари-Терезе, на лице которой сияла восторженная улыбка, он добавил:

— Ты должна будешь превзойти саму себя, а ты, — уже обращаясь к Лоррену, — раздобудь лучшего вина, какое можно достать в Вильне. Когда мы в конце вечера будем петь, все должны быть пьяны! Пригласи трех-четырех литовских скрипачей. Что касается тебя, Вильнув, поужинаешь с нами, а потом тебе придется вместе со штабом Маршала заняться обещанным транспортом. Мы выезжаем послезавтра утром. Первый пункт назначения — Варшава. На дорогу туда уйдет пять дней.

Вечер продолжался. Бейлю не терпелось остаться в одиночестве, чтобы привести мысли в порядок. Он попросил Мари-Терезу подать ужин.

Франсуа сел за стол. На улице не редела толпа военных, он видел силуэты через грязное, запыленное оконное стекло. Мари-Тереза вошла в комнату, держа двумя руками большую тарелку, в которой дымился суп из белых артишоков.

— Я не нашла супницу, — сказала она, — но могу подать иначе.

На ней были голубая юбка и корсаж из белой ткани с пышными рукавами. Улыбка не сходила с ее лица. Франсуа понял, что даже не посмотрел на нее.

— Я поняла, что вы берете меня с собой во Францию, — продолжала она. — Я без ума от счастья. Не знаю, как вас благодарить!

— Ты же говорила, что отблагодаришь в Варшаве. Мы прибудем туда через пять дней.

— До этого еще слишком далеко. Я так боялась, что останусь одна в этой дикой стране.

— Здесь вокруг нас уже не дикари, а поляки с литовцами.

— Вы говорите так, потому что вы мужчина и генерал. А для одинокой женщины разница совсем небольшая.

Мари-Тереза подошла к нему и наклонилась. Франсуа обнял ее за талию и притянул к себе, скользнув руками ниже на бедра. Ее голубые глаза сверкали от счастья. Она прильнула к нему губами и тут же отпрянула.

— Я рад, что ты избавилась от своих страхов, — сказал Франсуа. — Нам действительно грозило самое худшее. Я переживал за тебя. Но теперь все позади.

Она отошла, но развернулась и вернулась к нему. Франсуа взял ее за руки. Они остались холодными, несмотря на горячую тарелку с супом. Он подержал их минуту, а затем приступил к супу.

* * *

Генерал Бейль хотел устроить парад для прощания со своей дивизией, но затем отказался от этого плана: его осуществление представляло слишком много сложностей, так как подразделения были рассредоточены по всему городу и окрестностям. Он опасался негативных суждений, если его затея кому-то покажется слишком вычурной, ведь столь быстрое возвышение генерала наверняка породило кучу завистников. Признаки этого он заметил, еще пока шел через приемную маршала Бертье. Потому он решил поприсутствовать на церемонии построения всех подразделений дивизии перед сменой места дислокации. Она везде проходила идентично. Батальон или эскадрон делился повзводно, во главе каждого взвода стояли капитан и лейтенанты. Бейль под звуки оркестра салютовал флагу или штандарту затем обращался к солдатам, благодарил их и объявлял, к каким наградам он их представил. После чего солдаты проходили перед ним.

Франсуа старался поймать взгляд всех офицеров и унтер-офицеров, когда они поворачивали голову к нему, отдавая честь.

Эти церемонии заняли целый день. Генерал Бейль перемещался от одного подразделения к другому в сопровождении полковника дрриги и своего адъютанта. Адъютант ехал чуть впереди, предупреждая солдат о визите. И каждый раз Бейль поражался отличной выправке батальона. Вся форма починена, а построение — безупречно, не хуже, чем во дворе Тюильри. У него возникло ощущение, что прекращение боев возродило все различия в корпусах Великой армии. Баварцы повиновались строгим окрикам и, казалось, рады были теснее сплотить ряды; швейцарцы демонстрировали медлительность и методичность; французы из 141-го линейного полка сохраняли военную выправку вслед за командирами и своими точными жестами напоминали самих себя на поле сражения. Генерал Бейль ощущал, как в нем рождаются новые эмоции, всякий раз, когда прощался с очередным полковником. Вот оно каково, мирное время! Не надо бояться завтрашнего дня. Каждый спокойно живет своей жизнью. Огромная военная машина, требующая стольких жертв, такая трудноуправляемая, внезапно ощущает свою бесполезность. Он старался не замечать исчезновение уз, которые стали такими крепкими в смоленский период, той непринужденной солидарности, которая царила в импровизированных лагерях.