Победа Великой армии - [41]

— Но это военный обоз, вы не попросили у меня разрешения! — воскликнул Франсуа Бейль, уязвленный такой бесцеремонностью.

— Я не могла себе представить, что вы мне откажете!

Бейль подошел еще ближе. Теперь он мог разглядеть ее черты — эмалевую белизну белков, рот, ямочку Он заговорил шепотом, чтобы темнота полностью заглушила те слова, которых не следовало слышать Лоррену.

— Я хотел прийти к вам вчера ночью. Хотел рассказать об отъезде и попрощаться с вами, но обнаружил, что дверь заперта.

— Это я ее заперла. Я не хотела вас видеть. Вы не должны были приказывать расстрелять этих бедных людей. Они не сделали вам ничего плохого!

Франсуа Бейль решил промолчать. Любые споры бесполезны. Он выждал мгновение, прежде чем задать следующий вопрос:

— Почему вы решили уехать?

— Потому что после вчерашнего расстрела жестокость в городе достигла невыносимого уровня. Вам же донесли, что в ваших людей кидались камнями. Русская кухарка Анна сбежала к себе домой. Она наверняка распускает грязные сплетни обо мне и о вас. Она меня ненавидит, потому что я наполовину полька. Я не хотела, чтобы Ольга увидела все эти ужасы, поэтому решила уехать. Попробую добраться до матери, которая живет в Варшаве.

Пока она говорила, начал заниматься рассвет.

«Все тот же фееричный переход от тьмы к свету, — подумал Бейль, глядя на проступающие с каждой минутой белые фасады домов на площади. — Тот же самый эффект, который возникает в момент подъема занавеса в парижской Опере!»

Рядом с графиней Калиницкой теперь отчетливо виднелась ее упряжка — черная карета с дорожными сундуками позади, две серые в яблоках лошади в сбруе из черной кожи и меди.

— Откуда появилась эта карета? — спросил Бейль, удивленный ее роскошным внешним видом.

— Стояла спрятанной на заднем дворе. Я пользовалась ею, только когда ездила в наш загородный дом. Я уговорила кучера выкатить ее и подготовить к дороге. Но, едва закончив, он тут же испарился!

— Кто же будет править лошадьми?

— Я сама. Я к этому привыкла. В деревне я даже ездила вместе ^с мужем охотиться на волков.

— Это же не охота, путь будет долгим и утомительным.

Генерал Бейль сделал Лоррену знак подойти.

— Карета графини Калиницкой поедет с нашим обозом, так как графиня желает направиться в Варшаву. Но каретой некому управ^лять. Не мог бы ты вывести ее на главную площадь и вместе с польским интендантом выяснить, нет ли среди раненых улан, которых мы вбираем с собой, одного или двух, кто мог бы править лошадьми графини? Когда отправитесь в путь, ты со своим фургоном пойдешь впереди, а карета графини пусть следует строго за тобой.

Пока он отдавал приказания, графиня Калиницкая стояла без движения.

— Значит, нам можно уехать? — спросила она.

Она перехватила взгляд генерала Бейля. Их глаза встретились, в них отразились следы переживаний и сладких сожалений о вечерах и ночах, проведенных вместе.

— Да, мадам, — ответил он.

Он снова надел кивер, а немка-горничная и маленькая Ольга продолжили набивать дорожные сундуки сумками с провизией, домашними вещицами, которые они стремились спасти от уничтожения. К колесу был прикреплен длинный рулон холста. Графиня Калиницкая проследила взгляд генерала и объяснила:

— Это портрет моей матери, висевший в гостиной. Сегодня утром я вынула его из рамы.

Франсуа Бейль вспомнил, что именно благодаря сходству с этим портретом он и узнал молодую графиню.

* * *

Дивизия Бейля, готовившаяся к выступлению из города, была так велика, что заполнила всю центральную площадь Смоленска. Несмотря на неразборчивый гул, доносившийся из разноязыких подразделений, зрелище в целом производило впечатление весьма организованного.

На южной оконечности площади в ряд выстроились два кавалерийских эскадрона. Именно им предстояло выступить первыми. Два полковника — Веровский и Вильфор — в полевой форме заняли место во главе в ожидании приказа пуститься в путь. Их помощники держались немного поодаль позади них. Между подразделениями оставалось небольшое пространство, где треугольником стояли лейтенант и два унтер-офицера. Строй польских улан был длиннее колонны гвардейских драгун, от которых генерал Бейль отделил один взвод для прикрытия пехотных батальонов. Драгуны сидели на гнедых лошадях, уланы на вороных. Все животные стояли ровно в ряд, их круглые глаза светились любопытством, они били копытами по гравию, показывая нетерпеливое желание отправиться в путь.

За двумя эскадронами помещались артиллерийские батареи, чьи пушки тянули более мощные лошади, орудийные расчеты, одетые в аспидные мундиры, восседали на зарядных ящиках.

В центре площади распоряжался полковник Арриги, строивший на месте пешую колонну. На тротуары он выслал жандармов с нагайками, чтобы разогнать любопытствующих городских жителей. Швейцарский батальон первым выступал в направлении западных ворот, вслед за ним должны были двигаться савойяры, а уж затем — вереница гражданских телег, фургонов, колясок, повозок, сгрудившихся в конце площади. Их беспорядочное расположение приводило Арриги в отчаяние. Третий батальон баварских пехотинцев отправлялся после гражданских повозок, а замыкать колонну надлежало двум артиллерийским батареям и взводу драгун.