Победа Великой армии - [27]

Так и не найдя ответа, Бейль заснул.

* * *

На следующий день, в субботу 10 октября, стояла ясная сухая погода, с легким ощущением морозной свежести. Солнце, пусть и осеннее, неяркое, придавало городу почти нарядный вид, разрушенные стены домов теперь выглядели как зубчатые края на театральной декорации. Генерал Бейль проехал по улицам верхом, направляясь на центральную площадь, где решил разместить свой командный пункт в том, что осталось от губернаторского дворца, разрушенного на три четверти.

Ему казалось, что взгляды жителей исполнены неприкрытой ненависти и злобы, за исключением нескольких проходивших евреев, глаза которых выдавали осторожное любопытство. Придя во дворец, он нашел там командиров девяти своих подразделений, собравшихся в единственной уцелевшей комнате. Интенданты принесли туда деревянный стол и поставили разномастные деревянные стулья. Когда все расселись, в комнату вошел Лоррен с оловянным кувшином, в котором дымился кофе, за ним появилась улыбающаяся Мари-Тереза в красном хлопчатом платье, на подносе в ее руках стояли стаканы. Генерал Бейль начал разговор о размещении с проверки исполнения приказов:

— Вчера я отдал приказания. Вам удалось их выполнить?

Все офицеры ответили утвердительным кивком головы.

— Наша главная трудность, — продолжил Бейль, — состоит в том, что мы не знаем настоящего расположения русских армий и их намерений относительно Смоленска. Пойдут ли они севернее Днепра к Витебску? Или обогнут Смоленск с юга и двинутся на Минск? В любом случае они постараются нас уничтожить, потому что не могут оставить в тылу такой очаг сопротивления в тот момент, когда им предстоит битва с Великой армией. Наступит время, когда придется выбирать. Для правильного выбора нам необходимо располагать сведениями о передвижениях русских войск. Предоставят ли нам эти сведения наши кавалеристы? — обратился он с вопросом к полковникам Вильфору и Веровскому.

Но прежде чем те успели ответить, вмешался полковник Арриги.

— Мне кажется, — сказал он, — русская армия выберет южную дорогу. Я много размышлял над этим. Судя по тем немногим признакам, о которых нам сообщили поляки, Кутузов, видимо, собирает силы и обучает новобранцев в районе Тулы, к югу от Москвы. Если он хочет нагнать Великую армию, то ему нужно будет выбрать кратчайший маршрут. Обойдя Смоленск с севера, он удлинил бы свой путь более чем на сто пятьдесят километров, то есть на три дня непрерывного перехода. Именно поэтому я считаю, что нам следует ожидать их на юге.

— Что скажете на это, господа? — произнес Бейль, поворачиваясь к двум полковникам-кавалеристам.

— Казаки, которых мы ловили в эти дни, показывали, что пришли с юга, — ответил Веровский. — Мы убили лошадей под ними, а выживших отпустили пешком. Не думаю, что они могли далеко уйти.

— А ваше мнение, Вильфор?

— Ничего не могу вам сказать, Франсуа, — ответил полковник Де Вильфор, у которого безапелляционный тон Арриги вызвал явное Раздражение, — у меня нет никаких точных сведений. Когда мои драены встречают казаков, то ограничиваются тем, что рубят их саблями, потому что все равно не смогут вытянуть из них ни одного понятого слова, кроме дикого бормотания! Может, рассуждения Арриги верны, но есть и другая возможная гипотеза: Кутузов попытается разгромить корпуса Мюрата и Даву и одновременно защитить дорогу на Петербург на тот случай, если император решит предпринять внезапную операцию в том направлении. В таком случае Кутузов двинется на северо-запад и застанет нас врасплох.

Генерал Бейль задумался. Обе версии стоило рассмотреть.

— Нам необходимо заблаговременно получить сведения о перемещениях русских войск. Попробуйте выслать ваших кавалеристов на разведку как можно дальше по равнине, только будьте осторожны! Мы не можем себе позволить потерять много людей накануне неизбежной битвы. Даю вам два дня на сбор информации. Завтра вечером соберемся вновь, сделаем окончательный выбор относительно размещения наших сил. Благодарю вас, господа!

Офицеры встали, отодвинув каблуками табуреты, отдали честь генералу и гуськом вышли из комнаты на площадь, где стояли их лошади.

Когда Франсуа Бейль, в свою очередь, вышел из здания, то увидел, что главная площадь по-прежнему выглядит яркой и праздничной, несмотря на протянувшиеся наискосок тени. «Удивительно, — подумал он, — достаточно одного луча солнца, и город, лежащий в руинах, разграбленный и разрушенный, уже кажется совершенно нормальным». Бейль вставил кожаный сапог в стремя Вольты, которую конюх держал под уздцы, легко вскочил в седло, и тут заметил перед собой купол церкви Спаса Нерукотворного Образа, где хранилась знаменитая чудотворная икона Богородицы, почитаемая в России. «Сегодня суббота, — вспомнил он, — завтра воскресенье. Русские фанатично религиозны, так что утренняя служба завтра должна быть праздником для этих несчастных людей в лохмотьях. Схожу-ка я на эту службу».

Он пустил лошадь рысью и по дороге до дворца Калиницкого, вспоминал, как по утрам в воскресенье отправлялся на мессу в Бийом, в кабриолете, которым управляла его мать. Он сидел между матерью и улыбающейся сестренкой Анжеликой, держа сестру за талию, чтобы не упала со скамейки. А она игриво чмокала его в шею, давая понять, как ей приятно ощущать на талии тяжесть его руки.