Победа. Книга 2 - [2]

– Много чего. – Чарли пожал плечами. – Окончил Журналистский колледж. В Колумбийском университете. Ветеранам давали тогда пособия.

«Это все? – подумал я с недоумением. – Как это просто – уложить тридцать лет жизни в несколько слов!»

– О Потсдаме вспоминаешь? – спросил я.

– Редко. – Брайт почему-то нахмурился.

Мне показалось, что он хочет как бы отделить себя и от меня и от нашего общего прошлого.

– Как же все-таки сложилась твоя жизнь? – снова спросил я. – Надеюсь, ты женился?

– Да.

– Поздравляю. Погоди, погоди, дай вспомнить… Джейн?

– Она.

– Дети есть?

– Сын.

Чарли достал из нагрудного кармана куртки бумажник, раскрыл его и протянул мне, как пропуск часовому:

– Вот.

На небольшой фотографии, укрытой под целлофаном, Чарли был снят рядом с девушкой, которую я когда-то видел в Бабельсберге, и с мальчиком лет семи-восьми. Фотография, видимо, была старая: Чарли и Джейн выглядели на ней еще совсем молодыми. Аппарат запечатлел их на фоне маленького купального бассейна. На заднем плане виднелся одноэтажный домик, нечто вроде бунгало. Все это, надо полагать, принадлежало Брайту.

Чарли смотрел на меня выжидательно и, как мне показалось, с вызовом. Может быть, он хотел похвастаться передо мной своими владениями? Показать, что многого в жизни достиг?

– В какой газете ты работаешь? – спросил я, возвращая ему бумажник.

– В «Ивнинг гардиан». Знаешь такую? Руковожу иностранным отделом, – уже с явным вызовом добавил он.

«Ого! – подумал я. – Значит, Чарли действительно выбился в люди. Этот парень и раньше отличался журналистской хваткой, да и энергии у него было хоть отбавляй. Этакое дитя американского Запада, причудливая помесь ковбоя с бизнесменом. Товарища при случае выручит, но и своего не упустит! Все-таки тридцать лет, очевидно, не прошли для него даром. Он не только постарел, но, видимо, кое-чему научился. Что ж, я рад за него. „Ивнинг гардиан“ хотя и не очень известная газета, но я о ней все-таки слышал. Кажется, она достаточно реакционна. Впрочем, где же и работать такому молодчику, как Чарли Брайт! Не в коммунистической же „Дейли уорлд“!»

Вместе с тем что-то омрачало мою радость и безотчетно коробило меня. Я не мог бы сказать точно, что именно. Брайт все время как будто старался показать товар лицом. «Когда-то я казался тебе годным только на то, чтобы бегать с высунутым языком по заданию боссов и щелкать фотоаппаратом, – как бы говорил он, – Теперь я сам стал боссом. Видишь?!»

– Ну, а ты, Майкл?.. Как ты? – спросил Чарли. На этот раз голос его прозвучал так дружелюбно, что мне стало стыдно. В самом деле, что я на него взъелся? В сущности, что он такого сказал?

Я улыбнулся и развел руками:

– Бунгало нет, плавательного бассейна тоже. И отделом не руковожу.

– Перестань, Майкл, я не об этом тебя спрашиваю, – с искренним упреком сказал Брайт.

– Прости, Чарли, я пошутил. Просто я очень рад за тебя.

– Спасибо. Но о себе ты можешь что-нибудь рассказать? Как ты жил все это время?

– Работал. Как говорится, без особых взлетов и падений.

– Ты женат?

– Да.

– Мария? – он произнес это имя полуамерикански-полурусски: «Мэрриа».

– Она.

– Дети?

– Сын.

Мы поменялись ролями: теперь спрашивал он.

– Взрослый? – поспешно, словно это имело для него особое значение, спросил Брайт.

– Двадцать восемь лет. Почти старик.

– Тоже журналист?

– Нет. Бог спас. Служит в авиации. В гражданской.

Я бы мог, конечно, сказать ему, что Сергей работает радистом на самолете «ИЛ-62», который совершает регулярные рейсы между Москвой и Нью-Йорком, но… Но почему-то я умолчал об этом. Сам не знаю почему.

Может быть, потому, что настоящего разговора у нас с Брайтом не получалось. В жизни часто бывает, что мы с нетерпением ждем свидания с, казалось бы, дорогим человеком из прошлого, а когда свидание наконец происходит, этот человек оказывается призраком…

Таким призраком представлялся мне сейчас сидевший передо мной человек. Слишком много было связано у меня с Потсдамом. И, судя по всему, слишком мало у Брайта…

– А сам-то ты, сам-то как? – Брайт спрашивал поспешно, торопливо, будто хотел избавиться от вопросов с моей стороны. Впрочем, наверное, это мне просто почудилось.

– Что тебя интересует? – По правде говоря, у меня не было желания подробно рассказывать ему о себе.

– Сделал карьеру? – нетерпеливо спросил Брайт. – Какую? Ты ведь собирался стать историком, верно?

– Верно. Но не получилось. Работаю в журнале «Внешняя политика». Слышал о таком?

– Нет, – признался Брайт. – Да и где там! Едва успеваю читать газеты.

«Ведь и в самом деле „не получилось“, – с запоздалым сожалением подумал я. – Вернувшись из Потсдама, я хотел, кажется, только одного: быть вместе с Марией! Потом родился Сергей. Потом предложили работу в „Правде“, в международном отделе, потом перешел в журнал. В качестве специального корреспондента стал часто ездить заграницу. Аспирантура откладывалась из года в год. В конце концов превратился в журналиста-международника».

Но объяснять все это Брайту не имело смысла. Да и вряд ли заинтересовало бы его. Нас связывали с ним всего-навсего две недели в Потсдаме. А разъединяли целых тридцать лет. Впрочем, среди четырнадцати дней, проведенных тогда в Берлине – Потсдаме – Бабельсберге, были два или три, о которых не следовало забывать. Я их и не забыл. И пусть он не думает, что я их забыл. Мы и попрощались тогда по-хорошему, как друзья.