По знакомым дорогам - [17]

Едва я кончил рассказ, как с партизанских застав в Елинском лесу послышалась стрельба. Разойтись не успели, взялись за оружие. Прискакал гонец и сообщил, что из Тихоновичей на наш лагерь крупными силами движутся захватчики.

Глава седьмая

Не хочу вызвать у нашей молодежи недоверие друг к другу. Да это и невозможно. Так нельзя ни воевать, ни работать. Нельзя жить.

Но в пору смертельных схваток с врагом для успеха необходимо в совершенстве владеть искусством конспирации, помня, что любое упущение, любой просчет или благодушие способны причинить непоправимый вред. Враг следит и слушает, держит в нашем расположении свои глаза и уши, и с этим глупо не считаться, а жестче говоря — преступно.

О дне переправы через Снов, намеченном нами, мы радировали, и радист, шифровавший этот текст, несмотря на предупреждение о необходимости строго соблюдать тайну, как видно, поделился тогда содержанием радиограммы еще с одним из радистов. Тот рассказал еще кому-то, что отряд имени Щорса 26 марта уходит за Снов. Иначе трудно объяснить, как немцы опередили нас и за сутки до этого срока бросили на лагерь хорошо вооруженный батальон с явной задачей — сорвать нашу переправу.

Больших сил сосредоточить и направить против партизан немцы сразу не смогли, но переправа, а значит, и весь замысел первого рейда оказались под угрозой. Едва мы отбили атаки захватчиков, как следует потрепав их, я послал разведку — искать другую переправу. Разведчики вернулись все мокрые — искупались в ледяной реке. Доложили: по Снову двинулся лед, переправа без саперных сооружений невозможна. И старых мостов нигде нет — от них остались жалкие следы… Значит сколько ни скрипи зубами, вывод один: мы вынуждены остаться в Елинском лесу до удобного случая.

И еще один нерешенный вопрос: кто же донес на нас оккупантам?

В Тихоновичах наша разведка задержала парня лет шестнадцати, щупленького, небольшого роста, с безобидным лицом. Звали его Павлик Т. (Не называю полностью фамилию, чтобы не смущать теперь потомков из того же рода.) Павлик Т. сказал, что несет письмо партизанам, и просил доставить его быстрее в штаб. Ну его и привели…

В ту же ночь на посту возле лесной дороги дежурный по лагерю обнаружил спящего партизана, часового. Устроили партизанский суд, приговорили к расстрелу — условно, дав возможность искупить вину в бою. Все равно некоторые качали головами, ворчали: слишком сурово! Обвинителем выступал Кругленко, а после суда совсем непроизвольно вспомнил и рассказал, что было с его отрядом в восемнадцатом году недалеко отсюда, в Андрейковичах, когда два часовых уснули близ села на посту.

Немцы, приблизившись к селу, схватили спящих часовых и тут же закололи. Без шума. Незаметно вошли в село и повели стрельбу. Партизаны выскакивали из хат и бросались в бой, драка шла врукопашную, но находившейся там роте из Андрейковичей пришлось отходить. Осталась в одном дворе группа партизан — двадцать четыре человека.

Окруженные плотным кольцом немцев, они дрались до последнего патрона — во дворе, в доме. Кончились патроны, и немцы схватили раненых в большинстве своем людей. Поглумились, поиздевались, а потом заставили рыть яму; когда яма была готова, всех связали одной веревкой, свалили на дно ямы и зарыли еще живыми.

Очень были злы на партизан немцы (у Андрейковичей после этой ночной схватки появилось восемьдесят семь немецких могил). Но до сих пор ни Иван, ни я, который знал об этой истории, не можем забыть двадцати четырех заживо погребенных ребят, наших товарищей. В их смерти виноваты уснувшие часовые, которые и сами погибли.

— Вот какие могут быть последствия, — сказал Иван.

И только он окончил рассказ, привели этого паренька — Павлика Т. В записке, адресованной партизанам, говорилось, что брат Павлика, секретарь бургомистра Турьи, благодарит партизанское начальство за активность и обещает скоро сам прийти в партизаны и привести с собой пять полицаев с оружием. Они-де нарочно пошли на службу к немцам, чтобы укрыться, вооружились и не дождутся часа, когда окажутся у своих. Примут ли их? Ну, конечно, они добудут ценные сведения…

Александр Каменский между тем доложил мне, что отец Т. — бывший кулак, два раза был в ссылке и сидел в тюрьме, это уже удалось выяснить в разговорах с нашими партизанами. Да, Александр не терял времени… Я поручил ему спокойно и подробно допросить паренька. И Павлик, почувствовав, что все складывается не так, как ему втолковывали, быстро сознался, что его послали сюда отец и брат по заданию немецкого бургомистра. Павлик должен был разведать силы партизан, заприметить их вооружение и обо всем рассказать, вернувшись с партизанским ответом на любезное письмо секретаря бургомистра.

Появилась неотложная задача — поймать и уничтожить подлецов, прислужников гестапо. Работали они в Турье, а жили рядышком, в селе Наумовка. Редко бывали дома, чаще — на службе, которую несли верой и правдой — истые предатели, зарабатывали себе хозяйскую милость. Пусть же получат партизанскую пулю, они ее заслужили.

Для приведения приговора в исполнение командование решило послать в Наумовку группу с Александром Каменским во главе. Он стал искать проводника и нашел в соединении еще одного парня с той же фамилией. Павлик при новом допросе показал, что и этот Т. — шпион, заранее засланный в партизанский лагерь. Тем не менее Каменский не отказался от мысли взять проводником Т., не только знавшего хату, где жили предатели, но и старавшегося отвести от себя подозрения усердием, исполнительностью.