По железной земле - [8]
Самая новая часть города еще «не притопталась». Дома растут быстро, заселяют их без промедления. Уличное же благоустройство отстает. Чернозем хорош для сада, но не для улицы, да еще если его до этого год-два месили гусеницы кранов и колеса самосвалов. Перед некоторыми подъездами новых домов — деревянные корытца с водой, в них обмывают заляпанные уличной грязью сапоги и сапожки. И посадок на самых молодых улицах маловато. Это особенно заметно, когда приходишь сюда из буйно зеленой старой части города.
«Приграничная» улица Георгия Димитрова — широкий бульвар, деревья в пять рядов, густая тень и ароматы молодой листвы. Название улицы — не просто дань глубочайшего уважения пламенному революционеру. В городе, где работает немало наших болгарских друзей, полки книжного магазина заставлены изданиями на их родном языке, пожалуй, не менее тесно, чем в московском магазине «Дружба». На фасаде достраиваемого жилого дома видишь выложенные цветными кирпичами надписи «КПСС» и «БКП» — Болгарская коммунистическая партия. В фотовитрине снимок: болгарин, молодой и очень серьезный, расписывается в загсе, рядом губкинская девушка в белой фате. Мне говорили в горсовете, что недавно сыграна пятидесятая подобная свадьба.
Пожалуй, самые крупные здания Губкина — филиал Всесоюзного заочного политехнического института, где есть и вечернее отделение, Дворец культуры, а также комплекс зданий научно-исследовательского института по проблемам КМА. То, что наука и культура занимают даже чисто зрительно заметное место в облике горняцкого города — примета наших дней.
Город работящий, хорошо зарабатывающий. По субботам и воскресеньям у каждого третьего молодого парня, прогуливающегося по улице, — орущий транзистор или магнитофон. В дни моей далекой молодости признаком достатка, выставляемого напоказ, были часы. Редкие обладатели сокровища поглядывали на циферблат, неестественно высоко поднимая руку, и так часто, будто время их расписано до минуты. Теперь вместо часов — «Спидолы». Хвастовство орущей «техникой» показалось мне в Губкине единственным признаком провинциальности. И в Москве, конечно, есть любители публичной демонстрации звуковой силы этих адских машин. Но в тихом Губкине, где на деревьях заливаются скворцы, особенно заметны дикость и противоестественность разноголосого, в полную силу, состязания: у кого «диапазонистее», дороже и громче «техника».
Город не идеален, но в общем удобен для жизни, у него хорошие рабочие традиции, сложившийся уклад, налаженный общественный порядок. В центре — нарядные улицы, бульвары, площади, любимые места вечерних прогулок.
Именно в Губкине «бросили якорь» многие ветераны наших крупнейших строек. Не в одну дверь звонил я и встречал сначала вопросительный взгляд, а потом радушный прием, оказываясь для почтенных обитателей заслуженно больших, удобных квартир живым напоминанием о минувших бурных и удачливых годах их жизни. А в конце концов заходил разговор о Курской магнитной, о Губкине, о «рудном притяжении».
С Иваном Васильевичем Ермоленко познакомился я двадцать три года назад. После нашей последней встречи тоже прошло немало, кое-что стерлось в памяти. И лишь когда стал Иван Васильевич перебирать свою жизнь год за годом, оказалось, что дорожки наши в разные времена пересеклись пять раз. И в каких несхожих местах!
Но — по порядку.
Познакомились мы на Волго-Доне. Стройка гремела на всю страну, пишущей братии съехалось на трассу видимо-невидимо. Портреты знатного экскаваторщика Ивана Ермоленко мелькали в газетах. Да и «молнии» белели на дощатых стенах контор-времянок: «Впереди Ермоленко! Слово за Худяковым!» Двое этих машинистов соревновались давно, упорно, имена их знала вся стройка. И когда я появился в кабине экскаватора Ивана Васильевича Ермоленко, он сказал, сдерживая ярость:
— Так ведь вы ж сегодня третий! Из радио был и еще откуда-то. Мне же вкалывать надо! Или, может, на мое место сядете, а я опытом делиться буду?
Я пробормотал что-то о пяти минутах, коих мне, в общем, для первого раза достаточно. Ермоленко, оказался все же человеком мягкосердечным. Кое-что я в блокнот наскреб. Потом понял — мало. Второй раз перехватил его, кажется, в столовой…
— Да, боевое было времечко, — вздыхает Иван Васильевич. — Жарко мы тогда с Худяковым Иваном Петровичем соревновались. То он нас, то мы его. Худяков-то создал комсомольско-молодежный экипаж имени Николая Островского, марку ему полагалось высоко держать. Он на «десятке» бригадирствовал, я на «четверке».
Мы на тринадцатом шлюзе начали, в котловане. О «генеральской премии» слышали? Нет? Это каждый месяц лучшей бригаде шагающего экскаватора две с половиной тысячи старыми деньгами отваливали. Скажу не хвалясь — редко мы эту премию упускали. А шагающих было на Волго-Доне два десятка.
Поднабрался опыта Иван Васильевич со своими орлами на шлюзе, затем рыл котлован на сооружении маяков у донского входа в канал, потом решили перебросить его экскаватор на водораздел, где земляные работы сильно затянулись.
— Вот мы сработали как — моментом! За четыре дня демонтировали, за шесть смонтировали. Тогда меня художник Жуков Николай Николаевич как раз нарисовал, в газете был портрет. Приятно, что говорить, художник известный.
Писатель Георгий Кублицкий полтора десятка лет путешествовал по зарубежным странам. Он не раз бывал в Соединенных Штатах Америки, на Ближнем Востоке и во многих государствах Европы. Среди его книг, написанных для детей и юношества, — «Иностранец в Нью-Йорке», «Восьмое чудо света», «По материкам и океанам», «Фритьоф Нансен» и другие. В этой книге рассказывается о том, как живут люди в трех странах, расположенных недалеко друг от друга, в трех королевствах. У народов этих стран немало общего, но еще больше различий.
На примерах из семи десятилетий истории Советского государства и современной жизни нашей страны автор рассказывает о дружбе народов, о единстве советских людей разных национальностей, об интернационализме.Для младшего школьного возраста.
В книге известного историка, географа, краеведа, писателя Георгия Ивановича Кублицкого (1911 - 1989) рассказывается о путешествиях по Таймыру, Нью-Йорку, Африке... Автор прослеживает историю познания разных уголков земного шара, а также делится с читателем открытиями и тайнами, с которыми столкнулся во время своих путешествий.
Книга известного советского писателя, сибиряка по рождению, много лет проработавшего в Красноярском крае, рассказывает о Енисейском Севере, занимающем особое место в освоении Арктики. Книга, восстанавливая забытые страницы истории, доводит повествование до наших дней.
Рассказывая о путешествиях, открытиях, неразгаданных загадках, автор прослеживает историю познания разных уголков земного шара с давних времен до наших дней. Герои книги — покорители горных вершин и океанской бездны, искатели последних «затерянных миров» и отважные мореплаватели, следопыты джунглей и открыватели полюсов, подводные археологи, ученые, пытающиеся проникнуть в тайны Марса.
Этот человек стал гордостью своей страны. Его молодые годы были наполнены необыкновенными приключениями. Они начались на зверобойном судне «Викинг», затертом льдами. В 28 лет к Фритьофу Нансену пришла слава знаменитого путешественника: он первым в мире на лыжах пересек ледяной купол Гренландии. Затем последовала всемирно известная эпопея «Фрама», поход вдвоем к Северному полюсу, полярная робинзонада на неведомой Белой Земле…О Нансене говорили, что он велик, как арктический исследователь, более велик, как ученый, и еще более велик, как человек.
Книга о том, как всё — от живого существа до государства — приспосабливается к действительности и как эту действительность меняет. Автор показывает это на собственном примере, рассказывая об ощущениях россиянина в Болгарии. Книга получила премию на конкурсе Международного союза писателей имени Святых Кирилла и Мефодия «Славянское слово — 2017». Автор награжден медалью имени патриарха болгарской литературы Ивана Вазова.
1990 год. Из газеты: необходимо «…представить на всенародное обсуждение не отдельные элементы и детали, а весь проект нового общества в целом, своего рода конечную модель преобразований. Должна же быть одна, объединяющая всех идея, осознанная всеми цель, общенациональная программа». – Эти темы обсуждает автор в своем философском трактате «Куда идти Цивилизации».
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Украинский национализм имеет достаточно продолжительную историю, начавшуюся задолго до распада СССР и, тем более, задолго до Евромайдана. Однако именно после националистического переворота в Киеве, когда крайне правые украинские националисты пришли к власти и развязали войну против собственного народа, фашистская сущность этих сил проявилась во всей полноте. Нашим современникам, уже подзабывшим историю украинских пособников гитлеровской Германии, сжигавших Хатынь и заваливших трупами женщин и детей многочисленные «бабьи яры», напомнили о ней добровольческие батальоны украинских фашистов.
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.
В центре эстонского курортного города Пярну на гранитном постаменте установлен бронзовый барельеф с изображением солдата в форме эстонского легиона СС с автоматом, ствол которого направлен на восток. На постаменте надпись: «Всем эстонским воинам, павшим во 2-й Освободительной войне за Родину и свободную Европу в 1940–1945 годах». Это памятник эстонцам, воевавшим во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии.