По земле ходить не просто - [51]
Нет, конечно. Ты и сам уже не прежний Колька Снопов. Многое изменилось с тех пор. Война кое-что отняла и дала немало.
Нина… Как бы она встретила его?
Глава восьмая
В вестибюль медицинского института вошел сутуловатый военный. Он был высок, худощав, в больших армейских сапогах, обыкновенной красноармейской хлопчатобумажной гимнастерке. На узком ремешке через плечо висела разбухшая потертая полевая командирская сумка. На петличках виднелись две шпалы.
У широкой лестницы на второй этаж его остановил швейцар:
— Вам куда, товарищ военный?
— Не узнал, Влас Иванович?
— Батюшки! — воскликнул швейцар. — Дмитрий Петрович! Со счастливым возвращением!
— Спасибо.
— Вы с Востока? Из Монголии? Вот обрадуются Вера Васильевна! Они наверху. Говорили сегодня, что долго нет от вас известий. Идите. Идите. Не смею вас задерживать. Обрадуйте Веру Васильевну. Я уж другой раз… расспрошу.
Швейцар проводил Колесниченко, почтительно следуя за ним в двух шагах.
В коридоре второго этажа было пусто: шли занятия. Из лаборантской вышла женщина в белом халате. Колесниченко не видел ее лица, но, нисколько не сомневаясь, тихо окликнул:
— Вера!
Женщина посмотрела на него, остановилась и растерянно, как-то боком навалилась на дверь. Что-то со стуком упало на пол. По лицу ее пробежала жалкая улыбка, а в глазах застыло сомнение: неужели ошиблась?
— Я, Верочка, я! — пробормотал он, подбегая к жене.
Весть о приезде Колесниченко моментально облетела институт. Деканат заполнился научными работниками и сотрудниками института. Вера Васильевна, оттесненная сослуживцами в сторону, помолодевшая и красивая, стояла у окна. Она не могла скрыть, да и не скрывала своего счастья.
Колесниченко поздравляли, расспрашивали. Последним пришел доктор Пронин. Он поправил перед зеркал лом жидкие волосы и только тогда пошел навстречу своему ученику, приговаривая:
— Ну-ка, ну-ка, отважный военный врач, дайте-ка на вас поглядеть. Говорят, медалью «За отвагу» награждены? Долгонько, батенька, задержались, долгонько.
— Японцы раньше не отпускали, — ответил Дмитрий Петрович, вставая навстречу своему учителю.
— Что нового привезли для медицины? Опыт, опыт работы в полевых условиях нужен…
— Привез немного. Хотелось бы посоветоваться с вами. Если можно, я завтра…
— Ишь ты, какой прыткий! — засмеялся Пронин. — Отдых, батенька, полагается! Не встречали там наших питомцев?
— Не приходилось. Был у меня один знакомый студент педагогического института. Коля Снопов. Убили парня.
Что-то заставило Колесниченко оглянуться назад.
— Нина! — воскликнул он, увидев бледное, как бумага, лицо студентки.
— Я все слышала, Дмитрий Петрович, — глухо ответила Нина и медленно пошла к выходу. Перед ней расступились. У дверей она остановилась и, взглянув в глаза Колесниченко, спросила:
— Это точно, Дмитрий Петрович? Колесниченко молча выдержал ее взгляд. Нина наклонила голову и вышла.
— Н-да, — неопределенно произнес Пронин.
— Ух, как жестоко! — Колесниченко стукнул себя кулаком по лбу. — Дернул же черт за язык!
Около общежития Зину догнал Федор.
— Где сегодня Нина? — спросил он с ноткой нетерпения в голосе. — Она сказала, что будет ждать в общежитии.
— Не знаю. Я ее с утра не видала. У нас практические сегодня.
— Я уже два раза наведывался сюда. И сейчас у вас в комнате нет света. Я зайду? Подожду ее.
Зина промолчала. Она не хотела отвечать. К чему вмешиваться в чужие дела?
Ключа у швейцара не оказалось. Значит, кто-то дома. Но почему нет света? Спать в такое время никто никогда не ложится. Не заболела ли Клава?
С недобрым чувством шла к себе в комнату Зина. За ней следовал Федор.
В комнате, освещенной бледным светом луны, падающим в окно, Зина увидела тень человека. Кто-то из подруг сидел, уронив голову на стол.
— Кто тут? Почему света нет? — спросила Зина. Ей не хотелось включать свет при Федоре. — Нина, ты? Что случилось?
Ответа не было. Только сильнее стали вздрагивать плечи. Федор включил свет.
За столом, укрывшись шалью, горько, беззвучно рыдала Нина. В руках она судорожно сжимала обкусанный шелковый платочек. Глаза ее, полные слез, не мигая смотрели в одну точку.
— Что случилось? Может быть, я чем-нибудь сумею помочь, Нина? — несмело спросил Федор.
— Оставь меня! — проговорила Нина сквозь рыдания и в отчаянии еще ниже наклонила голову.
— Извини, я не хотел обидеть.
— Федор! Уйди! Я не хочу тебя видеть! — почти крикнула Нина и выбежала из комнаты.
Федор пошел было за ней, но в дверях появилась Клава.
— Не трогайте ее! — строго сказала она. — У нее и без вас горя хватает.
— Что происходит? Не раздеваясь, Клава в пальто села на кровать.
— Коли больше нет, Зина, — сказала она, и маленькие сжатые губы ее вздрогнули.
— Что? — почти простонала Зина. Глаза ее стали круглыми, а сама она побледнела и схватилась за спинку стула.
— Ах вот в чем дело! — вырвалось у Федора. Он стоял посреди комнаты и мял в руках свою шапку. — Не может быть!
— Приехал из Монголии Дмитрий Петрович… Говорят, что Коля взорвал японский танк и сам погиб. Труп обгорел так, что живого места не осталось. Дмитрий Петрович привез его записную книжку. Там было письмо к Нине…
— Эх, Коля! — вздохнул Федор. — Кончилась твоя аспирантура. Нужно ли было сломя голову кинуться туда такому человеку?
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.