По земле ходить не просто - [46]

Шрифт
Интервал

«Вот где собака зарыта! Вот где причина неуспеваемости!» — чуть не воскликнул Сергей.

Откинув волосы, Сергей начал торопливо записывать.

После звонка Сергей вместе с учительницей вышел в коридор.

— Вы недовольны уроком? — спросила Мария Федоровна.

— Почему вы так думаете?

— В конце урока вы очень много записывали. И взгляд у вас стал сердитый.

— Как вы думаете, вы достигли цели урока?

— Думаю, что ошибок у меня нет. Разбор задачи, правда, затянулся. Это плохо. А так, на мой взгляд, ничего.

— Простите меня, но я должен вам сказать, что вы ничему не научили их на этом уроке. Вы очень хорошо разобрали задачу, все разжевали и в рот положили. Вам не кажется, что вы перестарались, что вы отняли у них возможность думать самим? Ведь им оставалось только цифры подставить и произвести четыре действия арифметики.

— Это я не сама выдумала, Сергей Петрович, — напористо возразила Мария Федоровна. — Так указано в методических разработках. Так рекомендуют.

— Возможно. Не возражаю, — ответил Сергей. — Но скажите, Мария Федоровна, вы всегда так разбирали задачи?

— Раньше как-то меньше. Требования были не те…

— Теперь давайте подведем итог. Пять лет назад у вас не было второгодников. Разве вы тогда были опытнее?

— Дополнительные занятия будут.

— Вы, конечно, очень трудолюбивы. А ученик? Ему двенадцать лет. На занятиях он пять-шесть часов, а потом дополнительные занятия по математике, по русскому языку. Да еще надо выполнять домашние задания. Сколько на все это уйдет времени?

— Вы, что же, дополнительные занятия хотите отменить?

— Я хочу, чтобы они не были нужны.

— Вы… Вы просто придираетесь ко мне, — вспыхнула учительница. Губы ее задрожали, и на глазах появились слезы. — Я пойду в районо…

— Мария Федоровна, — остановил ее Сергей. — Меня это все время мучает, и я очень много думал, прежде чем высказать это. И я докажу фактами, что вы не правы. Пять лет назад вы провели за год два дополнительных урока, а второгодников у вас не было. В прошлом году вы провели семьдесят восемь дополнительных занятий, а на второй год осталось десять человек. Все это взято из ваших же отчетов. Почему же так получается?

— Вы отрицаете методику… науку…

— Да нет, не всякую… Ваш урок хороший, но, понимаете, только для тех, кто разрабатывает методику. А для учащихся от такого урока мало пользы. Им надо жить, а в жизни за ними не будет ходить учитель и подсказывать. Самим придется решать сложнейшие задачи. Давайте обсудим это. Созовем педсовет. Готовьтесь к нему. Доказывайте, убеждайте. Если я не прав, так и скажите мне: «Вы, товарищ, хоть и директор, а ничего не понимаете». Убедите — спасибо скажу. Но учтите, что я буду отстаивать свою точку зрения… И согласитесь, Мария Федоровна, что надо ведь как-то выйти из этого заколдованного круга. И выйдем!

Мария Федоровна, задумавшись, разглядывала осунувшееся лицо молодого директора.

В коридоре звенел звонок. Кончились уроки.

Глава седьмая

— Больной приходит в сознание.

— Хорошо, — ответил басистый голос. — Пульс? Женщина ответила, но Николай не расслышал. Он открыл глаза: хотелось узнать, кто больной, почему без сознания. Сам он боли не чувствовал. Только тело было словно скованное, придавленное тяжестью. Трудно было дышать.

— Больной смотрит. Он пришел в сознание, — докладывала женщина. — Как вы себя чувствуете, больной?

— Я не больной, — с трудом выговорил Николай.

— Да. Да. Вы — не больной. Вас немного ранило, — спохватилась женщина.

— Куда?

— Что? Воды вам?

— Куда ранен?

— В грудь ранены. Да вы не беспокойтесь. Рана не опасная. Недельки через три мы вас вылечим, а пока лежите спокойно. Вам вредно говорить.

Николай больше не слушал. Его ничего не интересовало и не тревожило. Он лежал, ощущая в груди ноющую боль.

— Пульс хороший, — продолжала женщина.

— Превосходно. Сейчас подойду, — ответил тот же басистый голос издали.

Николай коснулся рукой груди. Вместо гимнастерки пальцы нащупали мягкую марлю.

— Документы где? — спросил Николай, вспомнив о последней атаке на седловине.

— Что «где»? — переспросила женщина.

— Комсомольский билет…

— В сохранности все. Показать вам? Принесу, принесу…

Она вернулась нескоро. Ожидая ее, Николай разглядывал свои руки. Они стали худыми, пальцы были морщинистые и желтые, а кожа неприятная, липкая.

— Вот ваши документы. Пожалуйста.

Женщина развернула марлевый платок. Николай едва узнал свои бумаги. Они были залиты чем-то бурым. У комсомольского билета вырван правый верхний угол…

— Пуля это. Она ранила вас. А это кровь…

— Платочек где? Платочек…

— Какой платочек? Никакого платка я не видела… Не было…

Начался кашель. Он мешал дышать. Слова вылетали обрывистые, хриплые… Впадая в забытье, он будто видел Нину. Она грустно смотрела на него…

Проснулся под утро. Между спящими больными ходила женщина в белом халате. Сунул руку под подушку. Документы были там. Сам или кто другой положил, вспомнить не мог.

Увидев, что он проснулся, женщина подошла к нему.

— Платочек нашли? — спросил Николай.

— Какой платочек?

— Шелковый… В кармане гимнастерки был, — с большим трудом выдавил он из себя длинную фразу.

— Не понимаю ничего…

— Разыщите, сестра…

Николай старался говорить только те слова, которые были крайне нужны. — Разыщите, прошу…


Рекомендуем почитать
Две матери

Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.


Горе

Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.


Королевский краб

Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.


Скутаревский

Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.


Красная лошадь на зеленых холмах

Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.


Моя сто девяностая школа

Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.