По законам Дикого поля - [30]

– Что за прибылые? – спросил Вожа.

– У нас всякого якова много. И пашенные солдаты из пушкарей и драгун. Нас тут малолетками кличут. Малолетки и малолетки. По двадцать пять – двадцать семь годов отслужили. Не до конца выслужили. Послабление получили. На военное поселение вышли. Есть крестьяне-переселенцы, неслуживые, сразу в пашенные солдаты записанные. Эти уже семейные к нам пришли. Есть тяглые крестьяне. Есть пашенные солдаты, которые взяли на себя казачью службу. Казаки опять же.

– Можно так?

– Отчего ж, – Мамон отвлекся от печи. – Сдавай бобыльский оброк белопашенному казаку, а казачью службу бери себе. Кто земли не имеет, тот государева тягла не несет. Многие так поступают.

– Ты-то как? – допытывался Вожа.

– Как видишь. По правую руку за дубравой мое поле. К земле есть охота, да чего уж там… нет большого рвения. Отвык. Но земля скажу тебе… На моей рязанщине и равнять не с чем. Чудо земля.

Солдат поставил на стол чугунок с клецками. В большую миску навалил вареной молодой сайгачатины, нежной, но с запахом горькой полыни. Поклал больших зеленых огурцов. Свежих и соленых. Принес золотистых луковиц и каравай хлеба. Вожа принялся резать хлеб ломтями.

– Хлеб сам печешь? – Вожа рукой сдавил пышный каравай рукой. – Хороший.

– Солдат должен все уметь. У меня одна госпожа-невестушка Россиюшка. Бывало около казенного набегаешься, а вечером себе чего помастерить уж в радость. – Мамон неожиданно понизил голос. – Вожа, нет ли у тебя на примете какой, м-м, согласной ко мне пойти. Все ж с бабой веселей.

– Приезжают из России. Пускайте к себе на поселение. По весне часто просят показать хорошие земли. Только баб мало идет. Несемейных и того меньше.

– Да это я так. Пойдет ли кто за меня. Вот двадцати годов резвый был. В деревне девки вокруг хороводились. Еще щиталку помню: «Сидит Яша в ореховой чаще, грызет Яша Ореховы ядры, Яша ты Яша, хочешь ли жениться? Выбирай невесту из любых любую». У нас некоторые до службы успели ожениться, так и те про деревенскую жизнь забыли. Отцы– командиры стали нашей семьей. Многому они нас научили.

– Трудная у тебя доля, – сказал Вожа. – По жребию в рекруты попал или мать с отцом назначили?

– Парубком малярией заболел. Все думали кончусь. Слышал, другие терпели подобно да зареклись на службу и тяготы и выздоровели. Перед иконой зарекся идти на цареву службу вместо брата, если поправлюсь. Вот обет держу. На судьбу не в обиде. Только хочется на старости лет своих мальцов завести.

– Может и устроится, – сказал Вожа. – Пособи оружия прикупить. Пяток ружей и столько же пистолетов. Еще пороха и свинца. Товар для мена есть. Или продам, денег соберу.

– Что удумал? – спросил Мамон. – Зачем тебе столько?

– Полонникам помочь обязался. За ради сирых постараюсь.

– Мало ли полонников. Каждого не выручишь.

– Считай почти на моих глазах увели. Давши слово – держать надо. Растрогался слезам родителей несчастных. Скажи, чтобы соседи обошли кордон, поспрашивали про товар.

На кордоне Вожа купил три ружья и пять пистолетов. Но пороху и свинца досталось мало. Припасы оказались скромные. Вожа принял решение:

– Заедем в крепость, прикупим пороха у торговцев или обменяем у служивых. Завтра в дорогу.

Утром Мамон пригласил гостей к столу. День был постный, и на столе стояла исконно русская пища – чугун с вареными бобами, приправленными конопляным маслом, дольки редьки, тертый хрен и ломоть хлеба. По средам и пятницам так кормилась вся православная Россия.

Для беркутенка сделали исключение. Молодой птице, выпущенной из мешка, бросили кусок мяса. Но гордый беркут к мясу не притронулся, забился в темный угол.

В дорогу звероловы собрались в пять минут. У колодца Вожу окликнул высокий бородач.

– Вожа, если сможешь, исполни просьбу. Надобен дикий камень. На двадцать верст округу объехал, нигде не нашел. Один известняк. Хочу мельницу на реке поставить, а камня на жернова нет. И никто не знает, где есть. Разведай. Слышал, ружья покупаешь. Прими от меня как задаток.

– Годится, – Вожа взял ружье. – Жерновой камень добывают далече. Да может и ближе сыщу. Привоз на твоей подводе.

Перед самым отъездом и Мамон решил ехать с Вожей:

– Засиделся на кордоне. Двину-ка с вами. Посмотрю, как в крепости дела.

– Опытный стрелок нам пригодится, – довольно кивнул Вожа.

– Только обождите, побреюсь, поскоблюсь в дорогу.

– Отчего такие хлопоты? – Вожа провел ладонью по своей короткой, на скорую руку стриженой бороде. – С бородой и комар-мошка не так грызут.

– Hа поле еду в рубахе, на стану и небритому вольно. Одену мундир, сразу с бородой неловко чую себя. Хоть тресни, не могу по-другому.

15

Три всадника выехали из прибрежного леса и направились в крепость. На востоке над горизонтом поднималось красное солнце. День обещал быть жарким. Уже неделю установилась сухая ветреная погода. Каких-нибудь двести верст южнее открытая степь под палящими лучами солнца выгорела. Одни травы поникли, другие засохли, стали желтыми и даже белесыми. Жаркое заволжское солнце и сухой знойный ветер из пустынь Азии соединились в усилии иссушить землю.

Однако в более влажных долинах Сока, Кондурчи и Кинеля травы по-прежнему благоухали цветами всевозможных оттенков. Пришло время цветения более жестких трав, которые не боялись ни жары, ни мороза и должны цвести до глубокой осени. На открытом пространстве преобладали желтые цветы пижмы, белые тысячелистника, голубые цикория.