По волнам жизни. Том 2 - [73]

Шрифт
Интервал

Отопление

Чрезвычайно остро стоял вопрос с отоплением. Запасы дров, заготовленных перед революцией, истощились, а новых работ, по их заготовке, не производилось. Учителями революции и апостолами большевизма внушалась мысль о возможности жить, не работая…

Чем дальше, тем кризис с топливом более давал о себе знать. Дрова на рынках попадались все реже, а затем и вовсе исчезли, если не считать малых их вязанок, которые деревенскими бабами и мальчишками приносились, но продавались по изрядной цене.

Продажа дров была большевицкой властью запрещена, но келейно она все же кое-где производилась. Нарубит крестьянин сани свежих березок и остановится где-либо в малолюдном переулке. В нашем районе чаще всего такие контрабандисты устраивались на довольно глухой Собачьей площадке. Станет хозяин с таким возом и воровски оглядывается, нет ли где поблизости шагающего милиционера, чтобы поскорее удрать. Сторгуешься с таким продавцом и стараешься провезти купленное келейно в свой дом. Однако все же иногда попадались, и чекисты или милиция реквизировали дрова, конечно, себе… За риск и покрытие подобных убытков мы, горожане, конечно, сильно переплачивали подобным торговцам.

В зиму 1918–1919 годов отапливать дома становилось все затруднительнее, особенно дома с центральным отоплением. В нашем доме, например, с таким отоплением после января температура только редко стояла выше одного или двух градусов тепла. Приходилось дома сидеть закутанными в пальто, халаты и даже одеяла. Настоящим мученьем было вставать по утрам, согревшись за ночь под кучей одеял и разной одежды.

Постоянная жизнь при низкой температуре повлекла у многих заболевание конечностей. Особенно на пальцах стали образовываться постоянно открывающиеся нарывы. Это стало общим явлением, заболевавших оказалось множество. Например, у меня незакрывающиеся нарывы образовались на всех пальцах, и всю зиму я проходил с забинтованными пальцами. С наступлением тепла эта болезнь исчезла.

К следующему зимнему сезону москвичи уже стали приспособляться. От обычного отопления надо было отказаться. В квартирах стали заводить переносные железные печурки, с длинными выводами дыма с помощью труб. Эти железные трубы выводили в дымоходы, пробивая для них стены в промежуточных комнатах и уродуя этим квартиры. Трубы пропускали дым, из них выливался деготь. Поэтому в комнатах вдоль труб, в местах их соединения, подвязывали грозди жестянок и склянок, в которые стекала черная смолистая жидкость. При недосмотре или несвоевременном опростании таких сосудов эта липкая черная жидкость переливалась через край, заливая пол или одежду живущих.

По невежеству или по небрежности многие выводили железные трубы в вентиляционные деревянные отводы, и в Москве из‐за этого постоянно стали возникать пожары, особенно трагичные в морозное время. Происходили пожары и потому, что при проделывании в стенах слишком малых отверстий для труб загорались от соприкосновения с ними деревянные переборки.

Холодно было не только в частных домах, но и в учреждениях. Почти повсюду стали в них заводить печурки. Но это не везде было возможно. Не было это возможно, например, в громадных университетских аудиториях. Отапливали только ограниченное число служебных помещений и квартиры, а на аудитории топлива не хватало.

Зимою мы читали лекции при изрядном морозе в аудитории. Особенно тяжело было при этом студентам. Зачастую плохо одетые, они просиживали часами без движения при 8–12 градусах мороза. Профессорам было несколько легче: все же теплее одеты — в шубах и в валенках, а кроме того, они могли во время чтения двигаться.

Впоследствии наш физико-математический факультет разрешил своим членам отказываться от лекции, если в аудитории было более пяти градусов мороза. Это было громадным облегчением. Недовольным, желавшим читать лишь при более высокой температуре, возражали:

— Ведь мы же разговариваем на морозе при пяти градусах? Следовательно, и читать можно!


Однако железные печурки плохо служили. Они накалялись докрасна при нагревании, но быстро охлаждались. Поэтому их стали обкладывать внутри и снаружи кирпичами. Обкладывать, — но для этого надо иметь кирпичи, а где же их взять? Выделка их прекратилась, в продаже кирпичей не было. Те небольшие запасы, которые сохранились от дореволюционного времени, были реквизированы властью; получить их можно было только по ордерам, путем чрезвычайных усилий.

По счастью, на недостроенных сооружениях еще остались склады заготовленного кирпича. Строительные работы, по случаю революции, прекратились, и кирпич никем не охранялся. Вот этот кирпич и стали растаскивать на печурки. С наступлением темноты тени крались к недостроенным домам, и запасы кирпича в них заметно таяли.

Неподалеку от нас, на Арбатской площади, точнее на углу Малого Кисловского и Калашного переулков, был недостроенный пятиэтажный дом Титова. Помнится, что постройка была приостановлена несколько лет назад, так как в домовой стене образовалась трещина. Здесь, однако, хранилось несколько тысяч кирпича. По вечерам мы с сыном приходили сюда, уносили в портфеле или газетной бумаге по 1–2 кирпича. У нас было так много соучастников преступления, что кучи растаяли с большой быстротой.


Еще от автора Всеволод Викторович Стратонов
По волнам жизни. Том 1

В 1922 году большевики выслали из СССР около двухсот представителей неугодной им интеллигенции. На борту так называемого «философского парохода» оказался и автор этой книги — астроном, профессор Московского университета Всеволод Викторович Стратонов (1869–1938). В первые годы советской власти Стратонов достиг немалых успехов в роли организатора научных исследований, был в числе основателей первой в России астрофизической обсерватории; из нее потом вырос знаменитый Государственный астрономический институт им.


Рекомендуем почитать
После России

Имя журналиста Феликса Медведева известно в нашей стране и за рубежом. Его интервью с видными деятелями советской культуры, опубликованные в журнале «Огонек», «Родина», а также в «Литературной газете», «Неделе», «Советской культуре» и др., имеют широкий резонанс. Его новая книга «После России» весьма необычна. Она вбирает в себя интервью с писателями, политологами, художниками, с теми, кто оказался в эмиграции с первых лет по 70-е годы нашего века. Со своими героями — Н. Берберовой, В. Максимовым, А. Зиновьевым, И.


Давно и недавно

«Имя писателя и журналиста Анатолия Алексеевича Гордиенко давно известно в Карелии. Он автор многих книг, посвященных событиям Великой Отечественной войны. Большую известность ему принес документальный роман „Гибель дивизии“, посвященный трагическим событиям советско-финляндской войны 1939—1940 гг.Книга „Давно и недавно“ — это воспоминания о людях, с которыми был знаком автор, об интересных событиях нашей страны и Карелии. Среди героев знаменитые писатели и поэты К. Симонов, Л. Леонов, Б. Пастернак, Н. Клюев, кинодокументалист Р.


Записки сотрудницы Смерша

Книга А.К.Зиберовой «Записки сотрудницы Смерша» охватывает период с начала 1920-х годов и по наши дни. Во время Великой Отечественной войны Анна Кузьминична, выпускница Московского педагогического института, пришла на службу в военную контрразведку и проработала в органах государственной безопасности более сорока лет. Об этой службе, о сотрудниках военной контрразведки, а также о Москве 1920-2010-х рассказывает ее книга.


Американские горки. На виражах эмиграции

Повествование о первых 20 годах жизни в США, Михаила Портнова – создателя первой в мире школы тестировщиков программного обеспечения, и его семьи в Силиконовой Долине. Двадцать лет назад школа Михаила Портнова только начиналась. Было нелегко, но Михаил упорно шёл по избранной дороге, никуда не сворачивая, и сеял «разумное, доброе, вечное». Школа разрослась и окрепла. Тысячи выпускников школы Михаила Портнова успешно адаптировались в Силиконовой Долине.


Генерал Том Пус и знаменитые карлы и карлицы

Книжечка юриста и детского писателя Ф. Н. Наливкина (1810 1868) посвящена знаменитым «маленьким людям» в истории.


Экран и Владимир Высоцкий

В работе А. И. Блиновой рассматривается история творческой биографии В. С. Высоцкого на экране, ее особенности. На основе подробного анализа экранных ролей Владимира Высоцкого автор исследует поступательный процесс его актерского становления — от первых, эпизодических до главных, масштабных, мощных образов. В книге использованы отрывки из писем Владимира Высоцкого, рассказы его друзей, коллег.


Воспоминания русских крестьян XVIII — первой половины XIX века

Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.


Воспоминания

Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».


Моя жизнь

Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.


Дневник. Том 1

Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.