По волнам жизни. Том 2 - [4]
— Вакансии для вас еще нет, но скоро будет.
— Где?
— Скажу вам, но только под большим секретом. В Муроме.
— Помилуйте, в отделение третьего разряда? Я просился перейти управляющим в отделение второго или первого разряда, а вы мне даете место контролера в третьем разряде!
Коншин скривился:
— Так мне указал его сиятельство министр.
— В таком случае позвольте мне лично переговорить с графом Коковцовым.
— Пожалуйста!
Тем временем я уже был назначен чиновником особых поручений в министерство без содержания. Материальное положение стало трудным.
Являюсь к Коковцову представиться по случаю назначения. Сетую на то, что Коншин мне предлагает ехать в Муром.
— А я, — говорит Коковцов, — и то удивляюсь Коншину, что он назначает вас, нового человека, на такое ответственное место! Ведь Муром — это важный промышленный центр.
Ясно — министр так поддерживает своего управляющего банком, что всякие разговоры бесполезны.
Когда я откланивался директору канцелярии Бэру, он говорит:
— А вас все ищет бывший муромский контролер Демуцкий, теперь назначенный в Ржев управляющим.
Действительно, в одном из кулуаров меня ловят за рукав.
— Простите, не вы ли господин Стратонов?
— Да…
— Я — Алексей Данилович Демуцкий!
Подвижной, нервный, но, по-видимому, болезненный человек, — рассказывает мне кое-что о Муроме, но так, что определенного впечатления вынести нельзя. От отзыва об управляющем отделением Восленском уклоняется:
— Сами увидите!
Зато постоянно упоминает о бухгалтере Леке. Почему он все к нему возвращается?
— Есть ли для контролера квартира?
— О, да! Прекрасная квартира, семь комнат… Только…
— Что только?
— Нет, ничего. Вы сами все на месте узнаете!
Что за странные все загадки он загадывает.
— К кому вы мне посоветовали бы там сразу обратиться?
— К секретарю Вениамину Владимировичу Гофману. Славный молодой человек. Вы ему телеграфируйте о своем приезде.
Глухой провинциальной веткой железного пути добрался я из Коврова до Мурома. Все искал знаменитых муромских лесов, их и в помине уже не было. Соловьи-разбойники видно давно вывелись.
Встретивший меня по телеграмме на вокзале В. В. Гофман уговорил остановиться первую ночь у него. Оказалось, что и он, и его жена Лидия Дмитриевна — уроженцы Новороссийска. У нас оказалось множество общего, и это нас сблизило. Гофман мне откровенно объяснил, на что так загадочно намекал Демуцкий.
Мое прямое начальство, управляющий отделением Александр Александрович Восленский — или, как его прозвали, Осленский — ленивый, хитрый и злой человек, из поповичей. Находится всецело в руках своей жены, могилевской купчихи, также злой, властолюбивой, мстительной и падкой на лесть молодой женщины. Она лепит из мужа, точно из воска, любую фигуру.
Слабостью Восленской ловко воспользовался бухгалтер Лек. Лестью, подлипальничеством и угодничеством он приобрел ее фавор, а с ним и фактическую власть в банке. В нем делается все по указке Лека, управляющий ему подчиняется под давлением жены.
Лек — личность темная, подозрительная. Говорят, что принимает подарки от клиентов и выхлопатывает им кредиты у Восленского. Выдает себя, по фамилии, за англичанина. На самом деле — типичный еврейчик, уши и черты лица выдают.
Контролера Демуцкого Лек третировал. Не только не признавал в нем начальство, но позволял себе его при всех служащих вслух и в лицо бранить: «негодяй!», «дурак!» Демуцкий, ожидая назначения управляющим, смертельно боялся, чтобы не вышло какой-либо истории, могущей повредить его назначению, а потому все это сносил без протестов. Лек теперь уже привык пренебрегать контролером, и восстановить нормальный порядок, по мнению Гофмана, невозможно.
Когда уходил Демуцкий, Восленский хлопотал о назначении на его место Лека. Между тем назначили меня. Отсюда наперед ко мне возникло у Восленских и Лека враждебное отношение, и меня будут стараться выжить…
— Ну, а как с моей квартирой?
— Ваша квартира занята.
— Кем?
— Леком и его семьей!
Оказалось, что за денежную компенсацию Демуцкий уступил свою квартиру бухгалтеру.
— Но ведь о моем приезде было известно?
— Было!
— Что же, Лек не освободил квартиры?
Гофман смеется.
— Не освободил и не собирается освобождать.
— Где же я помещусь?
— Вам Восленский велел приготовить две комнаты, предназначенные для приезжих, полуподвальные.
На другое утро прихожу в банк официально. Восленский — высокий мужчина, с длинным заостренным носом, точно у мертвеца, встретил меня со сдержанной неприветливостью. Видно было, что он наперед настроился враждебно.
Стал я знакомиться с персоналом.
Лек произвел скверное впечатление. Хитрое, лисье лицо, глаза бегают по сторонам. Приторен, но одновременно часто принимает нахальный тон.
Кассир И. П. Сеславин — беспорядочный, любящий выпить человек. Не особенно зловредный, но и мало дельный.
Мой ближайший помощник В. Д. Тагунов — хитрый и окающий муромский мещанин. Старается со всеми ладить и при этом извлекать выгоды из своего служебного положения.
Остальные чиновники, почти все местные уроженцы, — в большинстве народ малосимпатичный, доверия не внушавший. Некоторые прямо отвратительны, например, бухгалтерский чиновник Смыслов. Некультурные; лучше остальных только Гофман и два инспектора мелкого кредита.
В 1922 году большевики выслали из СССР около двухсот представителей неугодной им интеллигенции. На борту так называемого «философского парохода» оказался и автор этой книги — астроном, профессор Московского университета Всеволод Викторович Стратонов (1869–1938). В первые годы советской власти Стратонов достиг немалых успехов в роли организатора научных исследований, был в числе основателей первой в России астрофизической обсерватории; из нее потом вырос знаменитый Государственный астрономический институт им.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.
Долгая и интересная жизнь Веры Александровны Флоренской (1900–1996), внучки священника, по времени совпала со всем ХХ столетием. В ее воспоминаниях отражены главные драматические события века в нашей стране: революция, Первая мировая война, довоенные годы, аресты, лагерь и ссылка, Вторая мировая, реабилитация, годы «застоя». Автор рассказывает о своих детских и юношеских годах, об учебе, о браке с Леонидом Яковлевичем Гинцбургом, впоследствии известном правоведе, об аресте Гинцбурга и его скитаниях по лагерям и о пребывании самой Флоренской в ссылке.
Внук известного историка С. М. Соловьева, племянник не менее известного философа Вл. С. Соловьева, друг Андрея Белого и Александра Блока, Сергей Михайлович Соловьев (1885— 1942) и сам был талантливым поэтом и мыслителем. Во впервые публикуемых его «Воспоминаниях» ярко описаны детство и юность автора, его родственники и друзья, московский быт и интеллектуальная атмосфера конца XIX — начала XX века. Книга включает также его «Воспоминания об Александре Блоке».
Сборник содержит воспоминания крестьян-мемуаристов конца XVIII — первой половины XIX века, позволяющие увидеть русскую жизнь того времени под необычным углом зрения и понять, о чем думали и к чему стремились представители наиболее многочисленного и наименее известного сословия русского общества. Это первая попытка собрать под одной обложкой воспоминания крестьян, причем часть мемуаров вообще печатается впервые, а остальные (за исключением двух) никогда не переиздавались.
Любовь Васильевна Шапорина (1879–1967) – создательница первого в советской России театра марионеток, художница, переводчица. Впервые публикуемый ее дневник – явление уникальное среди отечественных дневников XX века. Он велся с 1920-х по 1960-е годы и не имеет себе равных как по продолжительности и тематическому охвату (политика, экономика, религия, быт города и деревни, блокада Ленинграда, политические репрессии, деятельность НКВД, литературная жизнь, музыка, живопись, театр и т. д.), так и по остроте критического отношения к советской власти.