По волнам жизни - [63]

— Я не знаю, что будет потом, но я хорошо знаю, что сейчас это мальчик передовых и революционных убеждений.

А вскоре преподаватель Астрит Ларинас, верный своим взглядам и настроениям, отправился в Испанию бороться с фашизмом{99}. Имя Кемаля Стафа ему довелось услышать через несколько лет дважды, по разному поводу, но в обоих случаях преподаватель убедился в том, что его недавний ученик был не только революционером, но и героем.

9

Исмаил получил назначение в Гимназию Тираны. А через десять дней намечалась его свадьба.

В Гирокастре дом Шакир-аги гудел как улей. Готовили баклаву. Нэслия, жена Шакир-аги, не знала, с чего начинать. Она совсем растерялась, запуталась, потеряла нить. В самом деле, за что хвататься? Оставалось всего несколько дней. Приданое невесты не собрано, одной баклавы еще восемь пирогов нужно испечь… Работы было много, но и помощников хватало: особенно ей помогала соседка, тетушка Кибро, которая жила рядом с Шакир-агой и славилась своим трудолюбием. За ней никто не мог угнаться и, к кому бы она ни ходила на подмогу, всюду трудилась на совесть, как у себя дома. И Семиха, ее дочь, которая, раскатывая тесто для баклавы, горевала, что ее покидает подруга, почти не отличалась от матери усердием и умением — не то что некоторые ее подруги, к которым противно было даже заходить в дом.

Нэслия с тетушкой Кибро принесла из погреба большие доски для раскатки теста в просторное помещение первого этажа. Соседка прихватила свою доску из дома — на чужих ей было не так сподручно раскатывать тесто тонким слоем. Нэслия пересчитала скалки, разложила картофельную муку в маленькие миски, расстелила на полу скатерть и положила на нее доски.

Потом Нэслия опять спустилась в погреб с сестрами и с младшей невесткой. Все женщины надели передники. Младшая невестка, проворная и шустрая, мастерица на все руки, поставила большой поднос на сундук, заполнила его крупчаткой и подсчитала, что для ста слоев теста ей нужно двадцать яиц. Она быстро разбила все два десятка, а Нэслия тем временем влила в муку воды и начала медленно замешивать тесто. Потом всыпала соли и стала месить тесто кулаками, пока не устала и ее не сменила невестка. Та взялась энергично за дело и трудилась над тестом до тех пор, пока оно не заскрипело под ее пальцами. Потом смазала противни растительным маслом и разделила замес на столько кусков, сколько нужно было раскатать слоев для баклавы. Наконец накрыла противни, чтобы тесто не высохло.

Наверху, над погребом, в просторном помещении, стучали скалки — трак-трук, трак-трук. Уморившись от жары и суетни, Нэслия присела отдохнуть на краешек миндера. Время от времени она поднималась, чтобы разложить пласты теста на простынях, расстеленных на диване. Уставших от работы заменяли дочери соседей по кварталу, которые приходили сюда после обеда — дома трудно усидеть, если рядом готовятся к свадьбе. Одна работала, другая отдыхала. Одна приносила крахмал, другая угощала кофе. Кто-то раскатывал тесто, кто-то готовил ужин. Но все эти девушки, хлопоча по хозяйству, не забывали о песне. Скалки со стуком — трак-трук — катались по доскам, а дом гудел от песен. На улице проходившие мимо женщины спрашивали одна другую:

— Что там происходит?

И слышали в ответ:

— У Шакир-аги готовят баклаву. Скоро у них свадьба — выдают любимую дочь.

Подготовив тесто, женщины сняли и встряхнули передники, собрали доски, постучав ими перед тем над скатертью, чтобы очистить от муки и налипших кусочков теста. Потом одна из них унесла доски в погреб, другая убрала противни, а младшая невестка — скатерть. Хесма хорошенько подмела за ними пол. К вечеру все женщины так устали, что, едва коснувшись головой подушки, тотчас же крепко заснули.

В четверг, когда Хесме должны были сурьмить брови, пришла булла{100} Како Пино, которая украшала и обряжала невест Гирокастры. На своем веку она успела препроводить в дома женихов сотни невест, в том числе и Нэслию, мать Хесмы. Да что Нэслию… Она была невестой всего тридцать лет тому назад, а Како Пино обряжала ведь еще тетушку Кибро, старушку, у которой уже дрожит рука, когда она, сидя на миндере, держит в ней чашечку кофе… Тетушка Кибро много настрадалась в своей жизни и видела немало зла от своей крутой свекрови. По ночам Кибро растирала ей ноги, пока та не засыпала, а едва сама она закрывала глаза, как старуха будила ее, держа лампу в руке и стуча по полу палкой.

— Вставай, слышишь, принимайся за стряпню!

Невестка делала всю работу по дому, руки у нее огрубели от постоянной стирки рубашек и мытья посуды в щелочи, от уборок, пыли и грязи. Еще и оттого, что ей пришлось прожить долгую жизнь со сварливым мужем, терзавшим ее руганью и скандалами, она выглядела лет на двадцать старше Како Пино, хотя и была ее ровесницей. А румяная булла, с полными, готовыми лопнуть щечками, бодрая, свежая, будто омолаживаясь на каждой свадьбе, сама казалась невестой…

Она вошла в большую комнату и, поудобнее пристраиваясь на самой середке миндера, тщательно расправила читьяны{101}. Рядом с ней разместились несколько женщин, и завязалась беседа. Вскоре подошла Хесма и уселась перед буллой.