По волнам жизни - [133]

— Это Тушимишти, деревня у границы с Югославией, с садами, полными слив, и источниками с ледяной водой.

— Ты была там?

— Была.

— Какая ты счастливая, — вздохнула Манушате.

Теперь автобус все время спускался вниз. Смеркалось. Воздух, проникавший сквозь открытые окна автобуса, был довольно прохладным, и обнаженные руки Манушате покраснели. Ее охватил легкий озноб, и она прижалась к спинке сиденья, чтобы хоть немножко согреться.

— Одень-ка кофточку, а то замерзнешь, — сказала Софика и бросила ей на руки свою кофту. — Теперь, пока не вернешься в Тирану, больше не почувствуешь жары.

— И правда, очень похолодало, — сказала Манушате и надела кофточку

14

Когда они прибыли в Корчу, наступила уже ночь. Автобус остановился у банка.

Выйдя из автобуса, они увидели Исмаила и Теля.

— Добро пожаловать! — Исмаил протянул руку Софике.

— Рада видеть вас в добром здравии! — сказала Манушате и пожала руку Телю, который держался робко и застенчиво.

— Устали? — спросил Исмаил.

— Немножко, — ответила Софика.

— Какая длинная дорога! — пожаловалась Манушате, растирая онемевшие от долгого сидения ноги. — Никогда не приходилось ездить так много, лишь из Тираны в Дуррес — всего час пути. А сегодня провели в дороге девять часов! Мне кажется, будто целую неделю не вылезала из автобуса. Если бы знала, не поехала бы!

— Смотри, а то не приедешь снова к нам! — сказала Софика, погрозив ей пальцем.

— Снова? Могу еще приехать, лишь бы увидеть озеро Порадец.

— Вам понравилось? — спросил ее Тель.

— Очень! — ответила Манушате и, желая по привычке поддразнить подругу, добавила: — Чудо, как часто говорит Софика.

— Или с ума сойти, — вставил Исмаил, бросив беглый взгляд на Софику. — Так всегда говорят корчары, когда видят что-нибудь красивое и выражают свой восторг. С ума сойти! И что хотят этим сказать, бог знает!

— А вы, гирокастринцы, что говорите? — спросила Софика, насмешливо поглядывая на Исмаила.

— Что говорим мы? — повторил вопрос Исмаил и задумался, поскольку на память не приходило слово, которым гирокастринцы выражают свой восторг при виде красивой панорамы или чего-то прекрасного, чем нельзя не восхищаться. — Что говорим мы?

— Да, вы, гирокастринцы!

— Что говорим мы, Манушате, а то я не могу вспомнить?..

— Что говорим мы? — Манушате тоже задумалась и потом сказала с унылым видом: — Мне не приходит на память.

Софика кольнула ее:

— Зачем тогда приезжать, если у вас нет такого слова? У вас нет, а у нас, корчаров, есть. Мы говорим «с ума сойти», потому что красота и в самом деле может свести с ума.

— Так уж и нет, — забеспокоилась Манушате. — Как это нет?

— Ну, тогда что вы говорите?

— Есть, но сейчас не приходит нам на память, — сказал Исмаил, не сводя глаз с пригожей Софики.

— В Гирокастре нет ничего красивого, потому у гирокастринцев нет и подходящего слова, чтобы передать восхищение, — вмешался Тель и, взглянув на Манушате, глубоко вздохнул: «Конечно, за исключением тебя!»

— Правда? — обиженно спросила Манушате. — Вот оно как! Оказывается, только у вас есть красивые места! Странные люди эти корчары!

Потом вдруг радостно воскликнула:

— Вспомнила! Вспомнила, как мы говорим! Загляденье!

Софика и Тель засмеялись и, поддразнивая ее, стали повторять: «Загляденье! Загляденье!»

— И чего тут смешного? — надулась Манушате, хотя знала, что они шутят над нею. — Разве «с ума сойти» и «чудо» лучше, чем «загляденье»?

Так, разговаривая и смеясь, они подошли к дому Теля.

15

Ольга радушно встретила их, расцеловав в обе щеки, словно они были ей дочерьми или племянницами, достала варенье, расспросила Манушате о здоровье отца, матери, невестки и племянников. Потом заговорила с Софикой.

Беседуя с ними, она смотрела то на Софику, то на Манушате, поскольку обе были хороши, и трудно было отдать предпочтение одной из них. Обе выглядели как сестры, только одна темноволосая, а другая — белокурая. Счастливы будут те, кому они достанутся!

Все сидели во дворе, решив насладиться прекрасной ночью. Воздух благоухал белыми и красными розами, посаженными вдоль стены дома, а также гвоздиками и базиликом, стоявшими в вазах на окне. Двор был насыщен запахом цветов и звенел от непринужденного говора и веселья девушек, заливавшихся беспричинным смехом… Этот двор, который уже много лет не слыхал таких дружеских бесед и таких взрывов смеха, как бы с умилением прислушивался к ним и в благодарность пленял их ароматом цветов.

Ночь была прекрасна и тиха. Молодой месяц, словно серебряный серп без ручки, испускал бледноватый свет: казалось, будто, впав в беспамятство, он свалится сейчас с неба.

Они сидели бы так всю ночь, разговаривая и смеясь, если бы не поднялась Софика и не сказала:

— Я пойду, а то уже поздно. Завтра встретимся снова. Спокойной ночи.

— Мы тебя проводим? — предложила Манушате.

— Не надо, а то, боюсь, ты снова устанешь и не приедешь к нам еще раз в Корчу, — ответила, смеясь, Софика.

— Приедет, приедет, — сказала Ольга, глядя на Манушате. — А если не приедет, то мы поедем в Тирану.

Манушате рассмеялась и заправила прядь за ухо.

— Обязательно приезжайте к нам. Но чтобы Тель сбрил бороду, а то он испугал меня, когда я его увидела!