По волнам моей памяти (Книга об отце) - [26]

       - Ну, давай садись! Если кольца не жаль?

        И Миша сел играть. Сначала проиграл естественно, кольцо, потом одолженный серебряный портсигар, зажигалку и ещё одно кольцо. Мишке уже нечего ставить на кон. Игра продолжается уже без него. Напорский подходит ко мне и просит одолжить ему белый аккордеон, что бы поставить его.

       - Нет, Миша, не проси! Это же – инструмент! Мой – хлеб!

       - Григорий, у тебя же ещё один есть, без инструмента не останешься. Да это я специально проигрывал, что бы познакомиться  ближе и усыпить их бдительность. Узнать все их приёмчики. И они – повелись! Теперь всё, сажусь отыгрываться! Ну, кто мне поможет, если не ты!

        И я, неуверенно с какой - то тоской, вручил ему аккордеон. Мишу опять приняли в игру.

       - Ну, что ты на этот раз поставишь? - издевательски хихикая, потеснились игроки. 

        Миша поставил аккордеон, и игра продолжилась. Он «раскусил» их стиль и выиграл этот кон потом ещё один, ещё. Игроки завелись, почувствовали настоящую, большую игру и достойного соперника. А кучка выигранных вещей постепенно перетекала к Напорскому, росла прямо на глазах. Через несколько часов, ближе к полуночи, игрокам уже нечего было ставить. И всё что одалживали, тоже проиграли. Возле Ростовчанина была огромная куча вещей, портсигаров, зажигалок, колец, цепочек, вазочек. А в центре красовался мой аккордеон, который вновь вернулся к своему хозяину. После этого вечера картёжники больше не играли.     

       Так день за днём, месяц за месяцем, наступил и прошёл 1946 год. Пора собираться на «дембель». Всего пришлось хлебнуть в этой, трижды проклятой войне, испытывать лишения и смотреть в глаза смерти, терять друзей – однополчан. Не стану кривить душой, мне было страшно, страшно за сына Вадима, каким он вырастет если что? Если бы мы проиграли эту войну, мне тоже было страшно. Страшно за матерей, не дождавшихся своих мужей, сыновей, братьев домой. За брата Фёдора, оставшегося без ноги. За жён, за сестёр, за невест не успевших осчастливить своих женихов. За нерождённых детей, за всю советскую Родину! Да, мне было страшно! А кто не боялся на войне? Лишь - глупец. Страх – это естественное чувство, и сила человеческая в том, чтобы пережить и победить свой страх.    

«Дембель».

       Когда на фронте войсковая часть часто меняет дислокацию, солдатские письма – треуголки порой месяцами идут, ищут адресат. Другое дело в Эрфурте, целый год наша часть находилась на одном месте, и почта приходила всегда вовремя. Я отсылал домой душевные письма жене, подрастающему сыну Вадику слал открытки с изображениями замков, костёлов, красивыми уголками природы Германии, Австрии, виды Альпийских лугов, озёр и гор.                                                                       

       Вот и «дембель» подошёл. Проблематично ехать через всю Европу с двумя аккордеонами. Для этой цели ребята подарили трофейный велосипед, на него и повесил чехлы со своими инструментами. Всё - таки катить легче, чем нести на себе. Обменялся с однополчанами адресами,  прощальными объятиями и обещаниями, после войны не забывать друзей, не терять друг друга из вида. Надел на плечи вещмешок, в руках велосипед с аккордеонами, вот и весь мой скарб. Паровозом в теплушке, по Германии, Польше, по родной Украине, я ехал в Макеевку. Там отец Алексей работал на шахте, которую взрывал и восстанавливал после войны. Дверь в вагоне практически не закрывалась, мимо нас проплывали унылые пейзажи многострадальной Родины. Станции и полустанки, разбитая техника вдоль дорог. В городах и сёлах печные трубы сгоревших домов, на уцелевших стенах тёмнели оконные проёмы  как пустые глазницы черепов. Этот пейзаж отзывался в душе ноющей болью. Всё увиденное создавало унылое, горькое настроение. Одно радовало, что еду домой. Сколько же горя и страданий принесла война нашему народу. Правда, постепенно все же быт налаживался. Разбирались пожарища, хоронили погибших, отстраивались новые дома, убирался мусор. Страна преображалась. Вся дорога, по которой мы прошли до Германии, теперь прокручивалась назад, как в кино. «Дембеля» постоянно курили махорку и трофейные сигареты, пили водку, волновались, как их примут дома? Все ли живы? Все мысли о родных и близких, и разговоры только о том, кто, чем займётся, когда вернётся домой. На некоторых станциях поезд простаивал часами, пропуская встречные составы стратегического назначения. Чем занимались в такие часы? Конечно, пили водку, за Победу, за дружбу, ели тушёнку, и соленье, обмененное на полустанках у женщин, за хлеб и сухой паёк. Через несколько дней поезд прибыл на узловую станцию «Ясиноватая». Там я сделал пересадку на местный паровоз и доехал до станции «Кальмиус». Оттуда, пешком, через двадцать минут, с велосипедом и аккордеонами, я вошёл в родительский дом.  

       Были крепкие объятия, слёзы, горячие поцелуи, расспросы, что да как. Брат Фёдор стал наркоманом, ему ещё в госпитале кололи морфий как, обезболивающее средство, и он втянулся, привык. Но он не потерялся в наркотическом тумане, это ему не помешало остаться человеком. Фёдор занялся частной практикой. Рихтовкой и ремонтом автомобилей. И преуспел в этом деле, его знали по всей Сталинской области. Даже с Кавказа приезжали грузины ремонтировать свои машины. Второй брат Иван закончил войну в Чехословакии и женился на боевой подруге Клавдии. Они стали почётными гражданами города Прага. По возвращению поселились в Москве, в Балашихе.