По воле твоей - [29]

Смерды на княжеских и боярских землях не столько пахали и сеяли, сколько тряслись от страха: не обдерут до нитки княжеские рядовичи, так половец наскочит. Многие бросали свои села, уходили в леса, к мордве, молиться Кереметю, искать защиты у деревянного идола. Горожане, в основном бедные ремесленники и проторговавшиеся купцы, садились в длинные лодки — ушкуи — и безжалостно грабили по рекам торговых людей, да так, что слава о рязанских ушкуйниках разнеслась повсюду. У князя Глеба не было средств построить себе каменный дворец, не на что было купить белого строительного камня. Поэтому ни в Муроме, ни в Пронске, ни в самой Рязани не стояло ни одной каменной церкви, не говоря уж о каменных домах. А Владимиро-Суздальская земля хвалилась своими храмами и дворцами, из белого камня знаменитыми византийскими умельцами построены были те дворцы.

Так что князь Глеб во время пиров с Ростиславичами жадно прислушивался к их жалобам на Всеволода. Предлагали они дело сколь заманчивое, столь и опасное — поход на Владимирскую землю, разумеется, победоносный. Особенно горячился Мстислав, ругмя ругая дядю. Вынимал из ножен меч, хвастался, что порубил им черни владимирской без счета и не успокоится, пока этим мечом не снесет голову великого князя. Ярополк больше отмалчивался, много пил, но. уверенность брата в победе разделял.

Глеб на своем веку повидал всякого, и легковерным его никак нельзя было назвать: ему шел уже шестой десяток, на рязанский стол он сел еще совсем юным и знал цену запальчивости, вызванной завистью. Что будет с головой Всеволода — это еще было неизвестно, а вот то, что свою голову Мстислав пока не потерял — это чудо. Но с братьями в Рязань пришел сам Борис Жидиславич, знаменитый воин, бывший воеводою у Андрея Боголюбского. Человека величайшей хитрости, тонко чувствовавшего выгоду и всегда встававшего на сторону сильного, Жидиславича никак нельзя было обвинить в сумасбродстве молодости, и если уж он примкнул к Ростиславичам, то, значит, имел основания надеяться на их успех. Кроме того, в случае поражения Борису Жидиславичу грозила только смерть: княжеское звание не охраняло его, а прошлые грехи вызвали у народа такую ненависть, что даже имя его стало нарицательным. Он мог бы пасть к ногам Всеволода и предложить ему свою службу — в крайнем случае был бы к службе не допущен, но сохранил жизнь, ведь князь Всеволод был великодушен.

Но Жидиславич отверг такой прямой и легкий путь к спасению. Над этим стоило задуматься, и чем больше князь Глеб думал, тем сильнее разгоралось сердце его молодым желанием битвы и победы. Но где взять средства для его выполнения?

Дружина князя Глеба едва насчитывала тысячу человек, Рязань и Пронск могли выставить едва ли больше двух-трех тысяч конных. На пешую рать нечего рассчитывать, потому что войску надлежало быть подвижным. Остатки Мстиславовой дружины — еще две сотни на конях. Маловато сил для такого великого дела. Правда, все рвутся в бой, и воевода умелый, но против Всеволода это еще не сила.

Средство нашлось. Недостойное средство для русского князя, но что делать? Прибегали к этому средству и деды наши, и прадеды. Решено было призвать поганых.

Эти волки всегда готовы кинуться на Русь. Так пусть же (в последний раз, пообещал себе Глеб) послужат великому делу. С их помощью одолеем Всеволода, этим укрепится Рязань, а там и самих поганых прижмем, да так, что и следа от них не останется. Решение было одобрено и Ростиславичами, и дружиной.

Задумали так: пустить поганых вперед, самим же направлять их и за ними следовать, где достанет сил обойтись без них — обойдемся. Вспомнили о двух мелких половецких князьках, уже с месяц сидевших в подвале Глебова дворца. Князь рассчитывал получить за них какой-нибудь выкуп, а если не дадут родичи выкупа, то порешить. Перепуганных князьков вывели из подвала, велели наскоро помыться, чтобы отбить кислый запах, одели в чистое и привели в гридницу, где князьки были усажены за общий стол. Сам Борис Жидиславич, не раз имевший дело с половцами и немного говоривший по-ихнему, стал расспрашивать их. Князьки оказались котловыми кощея Елтука, хозяина такой большой орды, что он мог позволить себе находиться в небольшой ссоре с самим Кончаком — могучим туром степей — и утверждать, что происходит от великого Шарукана. Очень удачно получалось! Гордый, но малоизвестный Елтук-оба должен схватить эту приманку — возможность блестящего похода на Русь, после которого, он своей бессмертной славой затмит таких известных ха-нов, как Кончак и Кобяк.

Одному из князьков дали двух коней — одного под седло, другого — чтобы везти подарки, наскоро насовали в мешки беличьих и куньих шкурок, пару кубков серебряных, саблю изукрашенную — и пустили в степь добираться до Елтука, проводили даже. Другого князька пока оставили при себе, на всякий случай. С утра поили его как следует, и он весь день, бессмысленно улыбаясь, слонялся по двору, сидел на лавке в гриднице, тянул какие-то свои волчьи песни, а то пытался приставать к дворовым бабам.

Недели через две приехало посольство от Елтука и тот, первый, князек с этим посольством. Елтук-оба согласен, сказало посольство, воинов у него много, и без войны им скучно. Но только такое условие: весь сайгат