По воле Посейдона - [45]

Затем жрец и Менедем нараспев прочли гомеровский гимн Посейдону:

— Песня — о боге великом, владыке морей Посейдоне.

Землю и море бесплодное он в колебанье приводит,

На Геликоне царит и на Эгах широких,

Двойную честь, о земли колебатель, тебе предоставили боги:

Диких коней укрощать и спасать корабли от крушенья.

Слава тебе, Посейдон, — черновласый, объемлющий землю!

Милостив будь к мореходам и помощь подай им, блаженный![4]

— Мне великий Посейдон уже помог, — добавил Менедем. — И я благодарю его за это.

Пока они декламировали гомеровский гимн, помощник начал разделывать маленькую тушку ягненка. Он отдал богу его часть: бедренные кости, обернутые жиром. Когда он положил их на огонь, от запаха горящего жира у Менедема потекли слюнки. Как большинство эллинов, он редко ел мясо — в основном после жертвоприношений.

С легкостью, рожденной долгой практикой, помощник разрезал тушу на куски приблизительно одного размера. На этом разделывание туши после жертвоприношения закончилось. Помощник нанизал на вертел три куска мяса — для Менедема, для жреца и для себя. Два музыканта подошли ближе, чтобы тоже получить свою долю.

Все они стали жарить нежные куски мяса на огне над алтарем.

Умяв свою долю, Менедем спросил:

— Дозволяется ли выносить остатки туши за пределы священной территории?

В некоторых храмах это разрешалось, в других — нет.

Жрец покачал головой.

— Прости, но — нет… Такое у нас не 'озволяется.

— Хорошо, — ответил Менедем. — Бог честно получил свою долю моего подношения; покорнейше прошу местных служителей забрать остальное.

— Многие на твоем месте стали 'ы спорить, — заметил жрец. Он улыбнулся и сразу стал намного моложе. — Многие на твоем месте и 'прямь спорили. Да пребудет с тобой удача, родосец, и пусть тебе 'сегда покровительствует Колебатель 'емли.

— Прими мою благодарность, — ответил Менедем и двинулся к столице Хиоса.

* * *

Торговец вином Аристагор кивнул своему рабу. Когда лидиец соскреб вар вокруг пробки, чтобы открыть новый кувшин вина, Аристагор сказал Соклею:

— Воистину, о почтеннейший, ты должен попробовать вино этого урожая, дабы знать, что покупаешь.

— Благодарю за щедрость, — ответил Соклей. — Но если ты и дальше станешь поить меня неразбавленным вином, пусть даже и маленькими чашами, очень скоро я буду слишком пьян, чтобы отличить один урожай от другого. У меня уже начинает кружиться голова.

Аристагор от души рассмеялся, как будто услышал удачную шутку.

— О, да ты, как я посмотрю, весельчак! — сказал он Соклею.

Красный нос торговца свидетельствовал о том, что сам он усердно практикуется в дегустации вина, однако Аристагор при этом ухитрялся сохранять ясность ума.

Он повернулся к рабу.

— Ты еще не закончил, Алиатт?

— Сию минуту, хозяин, — ответил тот с монотонной лидийской интонацией.

Алиатт выковырял ножом пробку и налил немного золотистого содержимого кувшина в очень маленькие чаши.

— Вот, держи, — сказал Аристагор Соклею, протягивая ему одну чашу. — А теперь слушай… Этот кувшин запечатали в тот год, когда умер Александр, значит, это вино… — он подсчитал на пальцах, — уже тринадцатилетней выдержки.

Аристагор непринужденно улыбнулся — дружелюбной улыбкой человека, который зарабатывает на жизнь покупкой и продажей.

— Его возраст, стало быть, приближается к возрасту уже не мальчика, а мужчины. Давай попробуй, не стесняйся.

Соклей отхлебнул сладкого, душистого вина. Облизнул губы и вежливо одобрительно крякнул. Если бы он не пытался сбить цену на этот замечательный, но невероятно дорогой напиток, он разразился бы сейчас громкими восторженными возгласами.

— Вино и в самом деле очень хорошее, — пробормотал он.

— Хорошее? — переспросил Аристагор. — Хорошее?! — Дружелюбие его мгновенно сменилось негодованием. — Мой дорогой юноша, да это же настоящее ариосское вино, лучшее вино Хиоса, а значит, лучшее вино в мире.

— Никто с этим и не спорит. — Соклей отхлебнул еще, полный решимости не увлекаться. Это оказалось нелегко. Вино было настолько великолепным, что ему захотелось надраться, как скифу. — Но вот могу ли я позволить себе его купить — это другой вопрос. Сколько ты просишь за амфору?

— За обычную амфору, вместимостью немногим больше метрета? — уточнил Аристагор.

Соклей кивнул.

Торговец вином потеребил свою бороду, в которой виднелось несколько красноватых, начинающих седеть прядей. И наконец намеренно небрежным тоном ответил;

— Ну, пожалуй, двадцать драхм — самая подходящая цена.

Соклей вздрогнул, как будто его ужалила оса.

— Я знаю, что еще очень молод, — проговорил он, — но, надеюсь, ты не принимаешь меня за дурака? В Афинах можно купить хус хиосского вина за две драхмы, а в любой из твоих амфор не больше семи хусов. Получается, что ты хочешь продать товар оптом в полтора раза дороже, чем в Афинах можно найти в любой таверне в розницу? По-моему, это самый настоящий грабеж!

— Одно хиосское вино другому рознь, — сказал Аристагор. — Есть обычное хиосское вино, есть прекрасное хиосское вино, а еще есть ариосское вино. Любое хиосское вино стоит втрое дороже, чем та дешевая бурда, которую продают в большинстве мест. Я не могу сказать ничего плохого о вине с Тасоса или Лесбоса, имей в виду: там тоже делают очень хорошие вина. Но вот в большинстве других мест… — Торговец сморщил нос и покачал головой, прежде чем продолжить. — И ариосское вино в сравнении с обычным хиосским то же самое, что хиосское вино в сравнении с каким-либо другим вином.