По воле Посейдона - [12]

— Я не отношусь к любителям затейливых пирушек, — тихо сказал он отцу, — у меня уже немеет рука, и я каждый раз пачкаю едой одежду.

Лисистрат пожал плечами.

— Это обычай, а обычай…

— …царь всего, — закончил Соклей, цитируя Геродота, в свою очередь процитировавшего Пиндара.

Отец кивнул в знак согласия.

— Ладно, а где Клеагор? — спросил Менедем, когда единственное место на одном из семи лож осталось незанятым. — Снова опаздывает, как я погляжу.

— Клеагор опоздал бы даже на собственные похороны, — угрюмо сказал Филодем.

— Ну, случаются вещи и похуже, — заметил отец Соклея. — По правде говоря, я бы не отказался опоздать на свои похороны.

Со всех трех сторон незамкнутого треугольника, по периметру которого были расставлены ложа, в ответ на эту реплику донесся смех.

— Да, дядя, но готов поспорить: даже на своих собственных похоронах вы бы с нетерпением ждали замечательно приготовленной Сиконом рыбы и надеялись бы, что она не пригорит, — ответил Менедем.

И тут в андрон ворвался Клеагор.

Он передвигался бегом, как будто постоянно ужасно спешил, но каким-то образом ухитрялся повсюду опаздывать.

— Тысяча извинений, самых глубочайших извинений, — сказал он, вытирая пот со лба. — Очень рад оказаться здесь, очень-очень рад.

Задыхаясь, припозднившийся гость скользнул на ложе. Возможно, он и впрямь бежал всю дорогу от своего дома, что вовсе не пошло ему на пользу.

— Наконец-то ты прибыл, Клеагор! И я тоже рад, что ты сюда добрался. — Филодем говорил одновременно и приветливо, и раздраженно.

Клеагор в ответ смущенно улыбнулся.

Филодем повернулся к рабу, тревожно ожидавшему рядом с хозяйским ложем.

— Ступай на кухню и скажи Сикону, что мы начинаем.

Юноша поспешил прочь.

Мгновением позже в андроне появились другие рабы и поставили перед каждым ложем по низенькому небольшому столику. Рабы принесли также чаши с маринованными оливками и луком — кушаньями, с которых обычно начинался пир. Взяв правой рукой оливку, Соклей отправил ее в рот и, разжевав едкую мякоть, сплюнул в ямку на полу. Когда пир закончится и начнется симпосий, рабы уберут все объедки.

Следующей переменой был хлеб, его полагалось макать в оливковое масло. Как и все остальные, Соклей ел хлеб левой рукой.

Многоречивый торговец Ксанф сказал с ложа на дальней стороне андрона:

— А вы знаете — я-то знаю это наверняка, — что Кассандр убил Александра и Роксану? Убил обоих, скажу я вам, отослав их души прямиком в царство Аида. Они мертвы. Оба мертвы, мертвы, как соленая рыба, в этом нет никаких сомнений.

Это вызвало взрыв восклицаний у тех, кто еще не слышал новость. Восклицания заставили Ксанфа изложить все заново. Во второй раз он рассказывал дольше и, насколько разобрал Соклей, добавил кое-какие подробности. Остальные пирующие явно тоже это заметили, потому что быстро перестали задавать вопросы. Разумеется, это не помешало Ксанфу начать свою историю в третий раз.

Наклонившись к Филодему, Лисистрат спросил:

— Обязательно надо было его приглашать? — Он зевнул, прикрыв рот рукой.

Отец Менедема кивнул.

— К сожалению, обязательно. Я слышал от хорошо осведомленного человека, что у Ксанфа есть новые благовония, которые мы должны погрузить на «Афродиту». Думаю, он согласится мне их продать, так как его корабль плавает только по Эгейскому морю и не рискует отправляться в дальние походы на запад.

— Хорошо, — вздохнул отец Соклея. — Чего только не сделаешь ради прибыли.

Однако вскоре Ксанф замолчал: рабы внесли корзины с булочками, посыпанными маком, и блюда зажаренных целиком креветок.

— Опсон! — сказал кто-то благоговейно.

Соклей с отцом без труда ели из одного блюда, стоявшего рядом с их ложем; так же поступали и Менедем с Филодемом. Соклей брал креветок большим и указательным пальцами правой руки, а когда ел соленую рыбу, то пускал в ход также и средний палец. Он не мог припомнить, когда научился этим правилам: хлеб едят левой рукой, закуски — правой, свежеприготовленную рыбу берут одним пальцем, соленую — двумя. Но, как любой воспитанный человек, Соклей все эти правила знал. А вот что касается некоторых из пирующих, то весьма сомнительно, обладают ли они вообще хоть какими-то манерами. Неподалеку возлежали рядом два только что познакомившихся человека, и они, казалось, старались перегнать друг друга в поедании креветок.

Соклей наслаждался чесноком и пикантным сильфием из Кирены, которыми были приправлены креветки.

— Сикон снова превзошел самого себя, — сказал он Менедему, бросив пустую оболочку креветки после того, как полностью высосал из ее хвоста мясо.

Подали новые булочки, а в придачу — кальмара. Потом рабы принесли плоские ячменные хлебцы и куски угря, приготовленного в сыре с луком-пореем, чтобы придать кушанью остроту.

— Наш хозяин воистину царь щедрости! — провозгласил тучный Телеф.

Очевидно, он решил, что угорь — последняя перемена опсона. То же самое подумал и Соклей, который присоединился к аплодисментам, когда в комнату внесли еще и морскую собаку.

— Царь щедрости! — вновь закричал Телеф, и никто ему не возразил.

Некоторые пирующие оставили свой хлеб почти нетронутым, чтобы отдать должное опсону. Но Соклей не последовал их примеру: лакомства лакомствами, но хлеб для него являлся основным предметом трапезы. «Сократ бы это одобрил, — подумал он, — даже если бы ему досталось куда меньше рыбы, чем остальным».