По Тунису и Ливии - [11]
Есть в Кайруане специальная школа ковровщиц. В тесноватом темном помещении (оно мало чем отличается от сарая) установлены в ряд деревянные рамы. На них натянуты шерстяные разноцветные нити — основа. Через эту нитяную решетку, не прерывая работы, на нас поглядывают черноглазые девушки в платочках. Они сидят на низеньких скамейках плечом к плечу. Их ловкие пальцы выбирают из мотка нитку нужного цвета и почти мгновенно узелком закрепляют ее на основе. Потом другую, третью… Переплетаясь, нити постепенно образуют заданный рисунок.
Ковровщицам лет по четырнадцать-шестнадцать. Только в первые минуты они смотрят на нас недоверчиво, потом осваиваются, о чем-то переговариваются, пряча улыбки.
Одеты юные работницы бедно — на них скромные кофточки, пестрые юбки. А глаза сверкают, работа в ловких руках спорится…
— Хорошими мастерицами станут, — замечает сопровождающий нас старичок-сторож. — Стараются…
Старание девушек можно легко объяснить. Они довольны, что осваивают такую почитаемую в Тунисе профессию. Да и повезло им: желающих попасть в школу ковроткачества много. Поэтому не беда, что тесновато и мало света. Зато они приобретут специальность.
Правительство республики придает серьезное значение развитию коврового производства. Ведь это одна из статей экспорта Туниса, а каждая сотня динаров, заработанная на мировом рынке, дорога для государства.
Сук кайруанский несомненно отличается от столичного. В столице он более «цивилизованный». А здесь и товары погрубее, и покупатели менее придирчивы. Корзины, пеньковые веревки, глиняные макитры. Бойкую торговлю керосином ведет сморщенный старичок в феске. Двух баранов, привязанных за рога обрывком веревки, ведет босой крестьянин. Над прилавком с разрезанными на ломти дынями и арбузами роятся жирные мухи…
В остальном кайруанский и столичный базары похожи. Та же пестрота нарядов, оживление, суета, путающиеся под ногами оборванные ребятишки. И, конечно, продавцов куда больше, чем покупателей. На улицах Кайруана редко можно встретить женщину. На сук идут с ребятишками отцы. За прилавками и за столиками небольшого кафе тоже мужчины. Мужчины играют в нарды и шашки. А женщин не видно…
В Кайруане мы не боимся заблудиться — город невелик и спланирован четко. В единственном кинотеатре (на вывеске значится — «Париж») идет какой-то египетский боевик. Вестибюль завешан старыми рекламными плакатами, засиженными мухами. У окошечка кассы — ни души.
В маленькой гостинице, рассчитанной всего на тридцать шесть постояльцев, мы не ждем никакого комфорта, хотя она и носит громкое название: «Сплендид-отель». Зато нас здесь потчуют настоящими национальными блюдами.
В оазисе близ города Габес
Как приступиться к ним, не всегда ясно. Подали нам сочные зажаренные в масле пирожки, похожие на чебуреки. Разрезаешь один, и на скатерть брызжет яичный желток. Это называется брик. Угощали нас жареной птицей с вареными огурцами и пахучими кореньями. Пробовали мы нечто вроде плова, но не из риса, а из какой-то особой крупы, похожей на саго.
Жарко ли в Кайруане? Стоял конец сентября, а термометр показывал в тени плюс 33 градуса, на пять градусов больше, чем в столице. Днем никуда не спрячешься от палящих солнечных лучей, а ночью, если прислушаешься, доносится заунывный вой шакалов: сразу за чертой города расстилается безлюдная пустыня.
Шакалам здесь раздолье и простор…
МИР ПОД ОЛИВАМИ
Вы, очевидно, помните фильм итальянского режиссера Джузеппе де Сантиса. В нем бушевали человеческие страсти: люди любили, страдали, боролись с несправедливостью. Одного не было на крутых склонах глухой деревушки Калабрии или Сицилии, поросших оливковыми деревьями, — мира и счастья. Потому и картина называлась подчеркнуто сурово: «Нет мира под оливами».
И вот бегут, мелькают мимо нас оливковые рощи земли тунисской. Италия отсюда близко. От крайней точки североафриканского берега до Сицилии через Тунисский (или Сицилийский) пролив — всего-навсего 150 километров. И оливковые деревья здесь точно такие же, как в Италии. Но чувствуют они себя тут вольготнее, хотя климат Туниса более суров. За ними ласковее ухаживают, их холят, оберегают. Потому что это государственное, национальное богатство.
«Оливковое дерево священно», — говорят тунисцы. Мы поинтересовались: «Почему?».
Объяснение оказалось чрезвычайно простым. Оливковое масло горит. Оно дает свет. А огонь в древности всегда почитался как святыня.
Тунисцы очень бережно относятся не только к плодоносящим, но и к любым деревьям. Ведь они дают тень и прохладу в знойный день. А если дерево умирает, оно, сгорая, согревает холодными ночами кочевников. Когда весело пляшут огоньки костра, становится не только телу теплее, но и веселее на сердце.
Есть в Африке деревья, которые приносят человеку питательные, вкусные плоды. Кожура от плодов идет на корм скоту, ветви служат строительным материалом. А есть деревья и кормильцы, и труженики. Это эвкалипты. Они помогают людям, осушать земли, делать их плодородными.
Незадолго до нашего приезда по всему Тунису отмечался день деревьев. Это традиционный, ежегодный праздник. Отличается он от других торжеств тем, что, встречая его, люди не усаживаются за стол с яствами и напитками, не надевают праздничных нарядов. Они берут заступы, оборачивают мешковиной нежные корни молодых саженцев и отправляются за «околицы» — на пустыри и полянки, к обочинам дорог. Каждый взрослый должен посадить в этот день хотя бы одно деревце.
