По тундре, по железной дороге: И вновь звучат блатные песни! - [89]

На месте преступления воры оставили кислородные баллоны с манометром, цилиндры с поршнем для выработки водорода, газовую горелку. В подземном ходе валялись несколько тяжёлых мешков с золотыми слитками и драгоценностями. Забавно, что, бросив золото, грабители прихватили с собой заёмные билеты Владикавказской железной дороги — видимо, свято веря в успех Белого дела… Ущерб оценивался в десятки миллионов николаевских золотых рублей — сумма по тем временам за гранью фантастики.

Нескольких «варшавских воров» через некоторое время удалось задержать, но вернуть хотя бы сколько-нибудь существенную часть украденного было уже невозможно. По мнению историка Сергея Кисина, ограбление ростовского банка организовали те же «варшавяне», что двумя годами ранее действовали в Харькове. Я полностью разделяю это убеждение.

Но для чего мы совершили столь глубокий исторический экскурс? Да для того, чтобы убедить читателя: ограбление Азовского банка в Петербурге совершить так, как описано в известной воровской балладе, было абсолютно невозможно! Это — уголовная «параша», не имеющая ничего общего с реальностью. Как справедливо отмечал Алексей Свирский в своих «Очерках арестантской жизни» (1894): «Арестанты — большие хвастуны. Попавши в тюрьму за мелкие кражи, они перед товарищами начинают врать всячески, рассказывать о каких-то взломах и грабежах, которые совершить на самом деле они неспособны». Авторы песни убеждены, будто можно спокойно ночью войти в ворота Азовско-Донского банка, взломать дверь, не привлекая внимания (это в одном из крупнейших банков Петербурга с его охраной!), представления не имеют, как и где хранятся в банке крупные суммы денег, считая, что их можно просто взять из сейфа в кабинете:

Тихо вошли в помещение мрачное,

Стулья, конторки, шкафы.

Вот «медвежонок» глядит вызывающе

Прямо на нас с темноты.

Разумеется, фантастичность подобной истории была совершенно понятна сколько-нибудь опытным жуликам. Но обратимся опять к Свирскому, который сам не раз побывал в российских тюрьмах и знал не понаслышке нравы уголовного мира конца XIX — начала XX веков: «При малейшем удобном случае… арестант старается рассказать какой-нибудь случай из собственной жизни, конечно, вымышленный, в котором он самого себя выставляет таким закоренелым преступником, таким отчаянным головорезом, что неопытному слушателю может сделаться страшно от одного только присутствия в камере такого страшного разбойника… Порядочному арестанту никто не посмеет сказать, что он врёт, хотя слушатели и убеждены, что он говорит неправду и что на действительно отчаянный поступок он не способен. Объясняется это тем, что каждый арестант часто рассказывает о себе всевозможные небылицы; а раз он станет уличать других во лжи, то, само собой разумеется, и ему не дадут соврать. Поэтому, какую бы чушь ни порол именитый враль, все будут слушать его с большим вниманием. В этой наглой лжи арестанты-рассказчики находят для себя нравственное удовлетворение, и их самообман в этом отношении граничит часто с безумием».

Безумный до неправдоподобия «роман», чудовищно нелепые россказни о собственных «жиганских подвигах» — это естественные проявления уголовно-арестантского фольклора. Баллада, которая описывает мнимое ограбление Азовского банка в Петербурге, относится к тому же роду сочинений — хотя, несомненно, эту песню можно назвать жемчужиной жанра. Не случайно она прошла испытание временем и дошла до нас во множестве вариантов, переделок, версий, обрастая подробностями уже нового, советского быта. Но нам сейчас важно не это. Мы наконец-то можем понять, почему Азовский банк в уголовном представлении связан с несовершённым преступлением и несуществующим богатством. Да вот как раз из-за песни об ограблении Азовского банка — то есть о краже со взломом, которой никогда не было, и о «сработанных» деньгах, которых никто не похищал!

«Ограбление Азовского банка» — в этом названии скрыта издевательская ирония, сарказм. Это всё равно как американские гангстеры назвали бы песню «Ограбление Форт-Нокс» и расписали бы, как «зимнею ноченькой тёмною» они с отмычками и «фомкой» обчистили это хранилище слитков золота. Ситуация, описанная в питерской песне, бредова и нелепа.

Азовские байки

И всё же — почему блатной фольклор в качестве объекта ограбления выбрал именно Азовский банк? В конце концов, существовали не менее крупные, известные учреждения — хотя бы Русско-Азиатский или Петербургский международный банки, ограбления которых были бы столь же очевидно невозможны, фантастичны и неправдоподобны. Выходит, выбор оказался случаен? Ну, приглянулось питерским жуликам красивое здание Азовско-Донского банка, они сочинили фантастическую балладу, а затем уже возникла известная ироническая поговорка — благодаря популярной песне. Могло такое быть?

Могло. Но на деле всё не так просто и однозначно. Очередное открытие мы вам приберегли на сладкое. Вернее сказать, новую версию-подсказку дал мне уже упоминавшийся питерский собиратель фольклора, литератор Игорь Шушарин. Оказывается, в начале XX века бытовало среди народа русского такое выражение, как… «азовские басни»! Во всяком случае, оно зафиксировано в Москве и, возможно, в Питере.