По ту сторону зеркала - [23]

Повторной атаки не последовало. Тарука спасла кольчуга, и он не пострадал. Он, лежал на недвижимом теле Элисара, которого не успел отгородить от стрелы и с готовностью озирался по сторонам, пытаясь угадать место атаки. Многие товарищи были на смерть повалены, некоторые корчились в предсмертных судорогах, но заметил, что были и живые: Баллин, тоже в кольчуге, лежал невдалеке озираясь по сторонам, но его друг Яконт был недвижим — на спине торчала беспощадная стрела. И Тарук увидел, как Баллин с горя втемную метнулся на неведомого врага. Пытаясь остановить его, он крикнул:

— Лежи, глупец, пристрелят!

Тот остановился, рухнул. Но не потому, что послушался товарища, а неясная сила, словно рука огромного невидимого великана, прижала его к земле прямо на ходу. И не только его — Тарук сам почувствовал как его тело, точно оказавшийся под каким-то огромным камнем притиснулось к панели улицы. Остальные и в особенности раненные, очевидно, почувствовав ту же непонятную тяжесть от боли издали тяжелые стоны.

Прошло неясное количество времени. Никто не имел возможности шевельнуться. Неведомая сила, словно гвоздями приковала всех к земле и не спешила показать свое страшное лицо. Все, с трудом глотая пыльный воздух, ожидали свое будущее, казавшееся им далеко неотрадным.

Ветер усилился. Усилился так сильно, что начал издавать страшный свист. Это даже был не свист… а скорее голоса. Да, было ясно — это голоса!..Страх предательски обуревал храбрые сердца. Сама смерть была бы не страшна, если б она пришла от руки зримого противника, но этот случай был не таким, здесь имело место что-то иное — смерть веяла холодом и неизвестностью, будто решила пропустить все предварительные процедуры своего пришествия и хотела всех забрать прямиком в ад.

Ветер так же внезапно стих, словно его и не было. Осталась густая черная пыль, щиплющая глаза и затрудняющая дыхание. Она понемногу развеялась, и перед ними предстало оно. Это был по виду обыкновенный человек, если не принять во внимание его огромность и одеяние из черных необычных доспехов скрывающих все. На голове у него был столь же необычный шлем с пятью рогами, сплошным забралом, скрывающим все лицо, и что странно, без щелей для глаз и носа, а в правой руке держал тяжелый пламенеющий меч.

Он стоял не шевелясь, словно мраморное изваяние. Трудно было понять живой ли он вообще. В иной момент непосвященному можно было подумать, что он действительно всего лишь каменная статуя. Но это было живое существо…

— Инемокх. — прозвучал металлический голос отовсюду, отдавшись эхом. Никто не понял, это он сказал или, кто-то другой. На слово из-за всех углов выскочила целая гурьба кифийцев. Вот кто стрелял. Убийцы тут же принялись связывать всех живых и раненых. Последних уложили на, спроворенные из копей и щитов, носилки. Мертвых, проверив, оставили. Тарук с горечью видел, как, какое-то мерзило лягнуло его друга, и когда тот не пошевельнулся, оставил, грязно отхаркнувшись ему в окровавленную спину — там все еще торчала убийственная стрела.

Человек в черных доспехах стоял так же, не шевелясь, и с безразличным видом ко всему. Когда его воины всех связали и встали в выжидательную позу, голос вновь прозвучал:

— Выполняйте! — и, как в первый раз — отовсюду.

Великан поворотился назад…И верно то водилось командой, ибо огромный вороной конь прискакал из-за ворот на это простое движение. И с легкостью оседлав его, человек скоро исчез за воротами.

Кифийцы мгновение почудилось, что взыграли духом на его уход. Но это, разумеется, было не поводом для расспросов. Они, оживившись еще более пуще, грубо приказали на своем каше-наречии, встать — слов было не разобрать, но насмешливые лягни, были отличными толмачами для их топорного языка. После чего всех, кто мог ходить, построили, а раненых в носилках подняли и, как и предполагалось, повели в сторону дворца.

Многие товарищи остались лежать на земле. Они были мертвы. В их числе оказались Фарнак с Яконтом. Элисара тоже уложили на носилки и понесли со всеми. Живой ли тот, али мертв ли, Тарук уяснить не смог, несмотря на попытки это сделать. Следов каких бы то ран хоть и не разглядывалось, но его, до жути иссиня-побледневшее лицо, ничего хорошего не сулило.

Их, уменьшенную в количестве группу, грубо затолкали в один из королевских винных погребов. Это был огромный подпол, уже пустой — его уже успели начисто очистить. В погребе было прохладно, зато светло — эти дикари не отобрали лампы — то было благой с их стороны. Никого не разлучили: все из оставшихся шестнадцати человек, даже Элисар и раненные оказались здесь же. Потом захватчики, развязав их, звякнули ключами и захлопнули за собой здоровенной дверью.

Доселе не решавшиеся шевельнуться товарищи, как только оказались одни, немедля кинулись к своим раненным друзьям на помощь. А Тарук и Яконт, оба потерявшие близких друзей, подбежали к бесчувственному Элисару. Он был бесцеремонно оставлен на холодном каменном полу. И еще дышал.

Переместив его на единственную деревянную скамью и осмотрев повнимательнее, Тарук, после странной беседы с предводителем и трагедии ставший негласным набольшим, обнаружив, что рана находится в правом бедре, с тревогой размышлял…Но что странно, думал он про себя, она незначительная и совсем не могла стать причиной такого глубокого обморока? Среди нас есть раненые с куда серьезнейшим поранением и все они находятся в бодрости? Как объяснить эту ситуацию? Тут кто-то выкинул, что это колдовство или, по крайней мере, отрава.