По ту сторону зеркала - [13]

— Эбри, принеси холодной воды! Ему нужно поскорее прийти в себя!.. — захлебываясь повелел жене Большой Том, озабоченно вглядываясь в напряженное лицо и закатанные зрачки Плаше.

Когда глашатаи объявили о начале войны, толстяк в это время не спал. Он был у себя в мастерской в подвальном помещении его дома и мастерил дубовую бочку для винного погреба. Эта была последняя бочка из пяти, заказанных ему две недели назад одним сановником. Нужно было ее докончить, поскольку срок заказа истекал завтра. Все доски для пятой давно уже были готовы, он как раз устанавливал их в специальный станок, и оставалось только затянуть ее обручами и закрепить. Но в истерике вбежавшая жена, заставила его прерваться…

По ее отрывчатому рассказу он еле уяснил что к чему. А, поднявшись наверх и услышав как бьет набат, он понял окончательно, что это война.

Как не странно, он не удивился случившемуся несчастью. Но лишь горько подумал, что все так быстро произошло. И он, к несчастью, не смог к этому как следует подготовиться, да и вообще мог ли он к этому подготовиться. Если со страной, где живешь, случается война, то от этого ни куда не денешься. Приходится участвовать в ней, либо прятаться где ни будь. Иного выбора нет.

И он, слава богу, не паникуя, стал отдавать необходимые распоряжения. Сыну велел запереть все двери в складах, а жене приказал собрать деньги и ценности и спуститься в тот же подвал, где была мастерская, а сам стал собирать инструменты, чтобы их припрятать (инструменты были единственным средством, который приносил хлеб в семью). Если не дай бог, те пропадут, то они и вправду попадут в беду. Когда жена собрала все ценные вещи, он припрятал их в тайник. Тайник находился тут же в подвале. А подвал был из камня, так что пожара можно было не опасаться. Если дом и сгорит, то подвал точно останется, а туда потом как-нибудь да доберешься.

Когда он сделал все что смог, успокоившись (если это можно так назвать) он собрал семью, и стал объяснять как поступить дальше. Он просил не бояться и говорил, что все обойдется, хотя свербящее чувство страха, которое все ближе и ближе прокрадывалось к сердцу, начинало душить его самообладание. Оставалось только молиться господу.

Город тем временем поднимался, на улицах началась нездоровая суматоха и беготня. Тут он вспомнил, что его друг Плаше дома один, и решил к тому сбегать и позвать его к себе.

Тот жил относительно не далеко. Попросив жену подождать его дома, он, несмотря на то, что не бегал уже целую вечность, «легко» побежал к другу. И не пожалел… Издали он увидел, что друг его стоит, пошатываясь, около своей калитки, нездорово озирается по сторонам и на его призывы не отвечает. В страхе, подумав, что тот, возможно, ранен, он подбежал к нему и начал его расспрашивать. Тот не отвечал. Плаше не был ранен, но находился в непонятном оцепенении, его замутненные глаза говорили, что тот сильно шокирован и вот-вот упадет. Он начал его трясти, хлыстать по щеке, но Плаше не отвечал и смотрел так странно на него, будто не узнавал. И Плаше упал в обморок. Подняв за плечи, он с трудом затащил его в дом и стал обливать холодной водой лицо. Но тот не реагировал. Зная, что помощник лекаря весьма впечатлителен, Большой Том предположил, что на того подействовало дрянное известие о войне, и, очевидно, шок был на столько сильным, что тот провалился в глубокое бессознание…

Шум в городе усиливался, обостряя тревожные чувства в сердце. Он не знал что творится сейчас там, на северной стороне столицы, откуда шел непривычные слуху звуки бойни, но подумал, что если спасаться, то надо идти на южную часть и попробовать выйти из городских стен, на какой-нибудь лодке пробраться на другой берег, попробовать спрятаться в лесу и обождать. Так он и порешил. Но вот незадача — Плаше никак не хотел приходить в чувство, а оповестить семью о плане, крайне требовалось. Его ожидают дома, беспокоятся. Но не оставлять же его в таком состоянии, думал он. А если с семьей случиться непоправимое, а его не окажется рядом?.. Кидаясь из стороны в сторону, лихорадочно оглядывая дверь, чтобы уйти и, вновь вглядываясь на бесчувственное лицо друга, чтобы остаться, он мучился от безвыходности. Как поступить дальше?..

Но тут он услышал какие-то крики. Звали его.

Выбежав на зов, он увидел, бегущих к нему, жену с сыном. Обрадовавшись и поблагодарив Всевышнего за то, что те, ослушались его, он позвал их в дом, и издалека начал объяснять ситуацию. А те сбиваясь и перебивая друг друга сообщили, что, по словам соседа, который побывал на северной стороне, враг вот-вот проникнет в город и что необходимо спрятаться…

Безуспешно пытаясь заставить Плаше проснуться они вместе продолжали его трясти и хлестать по щеке, обливая водой. Тот не реагировал…

— Нужно что-нибудь резкое!.. Пахнущее!.. — сказала Эбри расстроенному мужу, выбиваясь из сил. — Может у него на кухне что-нибудь есть… У них должно же быть что-то такое… Как никак мы в доме лекаря!.. — Тот тут же побежал на кухню. Наконец, в одном из шкафов он нашел "пахучую жидкость" и отдал ее жене. Та намочила жидкость о подол платья и поднесла к ноздрям Плаше. И к всеобщему облегчению тот, пошевелившись, приоткрыл глаза и задал первый глупый, но обнадеживающий вопрос, произносимого в подобных моментах: