По ту сторону - [19]

Монетка была размером с наш рубль и имела ещё одно название: «полуторагрошевик». Полтора польских гроша! Я не знала, радоваться мне или плакать: за гроши вкалываю. В буквальном смысле. В здешних ценах я ни в зуб ногой, знала только, что в Северных землях (польских, литовских, немецких) в ходу «гроши» и «талеры» (1 талер равен 24 грошам).

Оказалось, не так уж и мало заработала я за неделю. На мою зарплату можно купить курицу или две дюжины яиц!

Барбара, отвечая на расспросы, рассказала: слуги здесь получают до шести талеров за год, мастер-кровельщик имеет до половины талера в день, а наёмник кнехт – целых два. О своих доходах «прорицательница» скромно умолчала.

А я продолжила карьеру «на манеже», теперь уже не только как подставка для сбиваемых Зуко предметов. Чтобы рассмешить публику, я, как велел Хозяин, изображала страх: начинала дрожать, и бутылка падала с головы, прежде чем Зуко щелкал кнутом. И так несколько раз подряд. Зрители хохотали до слез, а мне и изображать ничего не приходилось: боялась бича, как удара молнии.

Потом номер дополнили падением: после сбивания парика я валилась на землю, якобы без чувств – такой вот трагикомический элемент.

Валять на сцене дурака только со стороны кажется просто. Падать на спину, да так, чтобы выглядело натурально, и при этом ничего себе не отбить – искусство. Пришлось научиться. Попутно Зуко обучал меня разным клоунским приёмам: мимике, жестам, несложным фокусам, вроде «отрывания пальцев».

Тысячу раз прав наш Главный, утверждавший, что «человек ко всему привыкает». И я пообвыклась тут, приноровилась, притерпелась. И примирилась… почти. Нет, всё-таки Владлен Сергеевич не прав! Можно ли смириться, если тебя, скажем, ни за что упрятали в тюрьму? Или увезли, не спрашивая согласия, в чужую страну, и не отпускают домой? Пробовала уговаривать себя смотреть на происходящее, как на захватывающее приключение. Не каждому ведь выпадает такая «удача» – оказаться в шестнадцатом веке! Только без толку. В гробу я видала такое «везение»! Не хочу!

Да вот беда – согласия-то моего никто не спрашивал. Хоть ори, хоть вой, хоть башку разбей – не поможет. Остаётся терпеть. И надеяться. Без надежды жизнь теряет смысл, лучше сразу в петлю.

Днём, на людях, легче – забываешься, а вечером, как солнце на закат идёт – выступление. Работа. Но приходит ночь и… Опять вокруг беспросветный мрак, в прямом и переносном смыслах.

Я нашла отдушину – Ларискин мобильник. Провидению было угодно снабдить меня зарядным устройством-«жужжалкой». Батарейку я подзаряжала днём, чтобы не будить людей и не привлекать внимание непривычным звуком. Другое дело, когда в лагере шум и гам, все домашними делами заняты – ухожу в палатку и жужжу, пока мобила не «оживёт». А уже ночью, едва народ расползётся по своим «норкам», достаю аппарат и погружаюсь в привычную стихию. Звук ставлю на минимум, и – вперёд. Играю в «Angry Birds» – помогаю птицам воевать со свиньями. Мой племянник, Костик любил всякие «пищалки» телефонные. Я, разумеется, посмеивалась, а теперь сама приохотилась играть. Будь у меня компьютер – стала бы заправским геймером.

Ещё у Лариски куча клипов записана. Мура, конечно, вроде Стаса Михайлова, но я каждому исполнителю радовалась как родному. Даже всем этим силиконовым куклам, коих в шоу-бизнесе расплодилось, как собак нерезаных.

Спасибо тебе, Ларочка!

2

Меж тем приближалась зима. Дождило. Ветрено стало и слякотно. Скоро, похоже, полетят «белые мухи». Темнело теперь рано, мы давали представления при свете факелов, жгли костры – грелись по очереди.

Удивительно, но зрители приходили исправно. Даже в дождь, если, конечно, не сильно лило. Вот уж истинно: охота пуще неволи. Здешний народ хлебом не корми – дай зрелищ.

Днём одна Барбара бывала занята – принимала клиентов. Остальные «по домам» сидели. Я, спасаясь от скуки, доставала телефон, играла, или слушала музыку.

В «вигваме» холодно и неуютно, как в нетопленном бараке. Я сидела, закутавшись в зипун, и смотрела подборку «приколов» из «Наша раша». Лариске нравился Миша Галустян в роли таджика-гастарбайтера Равшана. В прежней жизни я бы не стала смотреть такую ерунду, но теперь и меня рассмешил этот нелепый персонаж. Вообще-то Галустяну и говорить ничего не надо: на него посмотришь – уже смешно. А когда он произносит своё коронное «начайлик»…

Я расхохоталась. Наверное, смех был нервным – своеобразная реакция на постоянный стресс. Непроизвольно вырвалось.

– Что это у тебя такое? – услышала я и вздрогнула от неожиданности.

Станко бесцеремонно влез ко мне в «шалаш», и стоял, разинув рот. Маленький и гибкий, как угорь, мальчишка умудрился войти бесшумно, страшно меня напугав.

Я стала лихорадочно прятать мобильник за пазуху.

– Нет, нет… это так… талисман, оберег, – бормотала я. От волнения тряслись руки, и никак не получалось убрать телефон с глаз долой.

– Покажи, Джек, – стал упрашивать мальчишка. – Ну, покажи!

Он почти кричал. Не хватало ещё, чтобы остальные сбежались.

– Не говори так громко, – попросила я. – Хорошо, смотри.

Я успела выключить мобилу. Надеялась, что Станко отстанет, осмотрев «мёртвый» аппарат. А тот цепко ухватил и стал вертеть в руках, разглядывая диковинку: совсем ещё мальчишка, хоть и вполне самостоятельный, даже умудрённый жизнью.