По ту сторону реальности. Том 2 - [87]

– Ты пришла!

Через минуту от орбитальной станции, опоясывающей Сатурналию, шестую планету от Солнца, сетью исследовательских спутников-преобразователей, отделилась маленькая точка в поисках утраченного сердца, оставляя позади сумятицу, вызванную непониманием высокими научными умами природы пространства и организации материи, конфигурация активных сечений которой оказалась настолько гармонична, что объяснить ее теорией хаоса оказалось просто невозможно.

Надежда Сергеева

г. Нижний Тагил

«Зелёные огоньки»

Солнце блеснуло последним лучом и спряталось за дальние горы. Звёзды на небе стали ярче, лес вокруг потемнел, речка громче зазвенела на перекатах, и ветер, шуршавший в кронах сосен, стих, словно уснул.

Мы завороженно ловили последние минуты золотого заката, сулящего назавтра отличную погоду.

– Ой, гляньте! – привлекла всеобщее внимание Таютка. – Вон на том берегу какие-то зеленые огоньки!

И действительно, по мере того, как гасло небо, напротив нас, за рекой, на её пологом берегу загорались огоньки. Их становилось всё больше.

– Интересное явление, – тихо проговорил Илья, – если бы эти искры горели на высоте, на чем-то высоком и тонком, то я бы сказал, что это огни Святого Эльма.

– Ну, сказал! – рассмеялся Петрович, выбивая о колено трубку. – Огни Эльма, во-первых, голубые, во-вторых, светятся во время грозы, и, в-третьих, их можно увидеть на море, на мачтах корабля. А это болотные огни. Там за речкой самое болотистое место.

– Красиво, – завороженно глядя за реку, протянула Таютка, – как в Новый год.

– Ты, Таисья, не смотри на огни эти долго, а то почуют они тебя и сманят, оглянуться не успеешь, – усмехнулся Петрович.

– Да что ты её пугаешь, Петрович! – рассердилась Анна и поднялась с пенька, – пойдем спать, Таюта.

– Какой спать! Дядь Мить, а кто почует? Куда сманят? – девушка присела на лапник возле Петровича.

Петрович не спеша набил трубку свежим табаком, прикурил, сделал пару затяжек и, оглядев всех кто был у костра, спросил:

– Могу рассказать. А не забоитесь, на ночь-то глядя?

Каждый в нашей сплоченной компании знал: Петрович – замечательный рассказчик. Потому собравшиеся расходиться по палаткам, мы снова расселись вокруг костра.

– Ну… Значит, слушайте…

Место то, что за речкой, зовётся в народе Марьюшкина топь. Когда– то там не было никакой топи, сухотень была с подлеском. А дело было так.

Недалече отсель была заимка. Жил там Степан, лесник. Заимка та досталась ему от отца, а тому от его отца, стало быть, от Степанова деда, в их семье все мужики лесниками были. Жил Степан один, за лесом смотрел да охотой промышлял. Людям плохим спуску не давал! Мало ли кого поймает в лесу или за порубкой неразрешенной, или за охотой неправедной. И ведь всегда словно видел он, кто и как себя в лесу, ему доверенном, ведет. Удивлялись тому люди, а потому и решили: помогает ему Лесавка. Видимо, полюбился лесной ведунье молодой лесник. Она ему и зверя, и птицу под выстрел подставляла, и шкуры выделывать помогала, да так, что были они тонки и нежны, словно бархат. А вокруг заимки и грибов всегда было не меряно, и ягод.

И всё бы хорошо, да плохо одному в доме справляться – еду приготовить, постирушку разную завести, да в подворье тоже женская рука нужна. Вот и Степан решил жениться. Да за него любая бы пошла! Парень высокий, статный, косая сажень в плечах, глаза как уголья, а сам – белесый, словно поле пшеничное, волосы вьются, словно шерстка у каракульчат. Но ни одна из здешних девок не привлекла лесничего. Но как-то раз на ярмарке, где он свои меха продавал, встретил он Марьюшку, мельника старшую дочку. Не сказать, чтобы больно красавица она была – росточку невеликого, носик курносенький, сама чернявая, а глаза, что твое озеро! Синие, бездонные. Вот и утонул наш лесник в её глазах. Быстро они сговорились, и с той же ярмарки увёз Степан свою голубку на заимку. Марьюшка-то девка рукастая была – все в её руках горело-вертелось. И по дому-хозяйству успевает, и порукодельничать. А уж как вышивала! Словно кистью да красками рисовала. Счастливы были молодые, легко, с улыбкой жили. Но стали в доме чудеса непонятные твориться – то квашня перекиснет, да так, что хоть выбрасывай, то глечик с молоком сам по себе лопнет, то белье, для просушки на подворье развешанное, смолистыми шишками ветер закидает, сплошная порча белью, а то печь задымит, хоть из дому беги. И ведь случалось всё это лишь тогда, когда Степана дома не было. Марьюшка-то слышала в селе разговоры о любви Лесавки к Степану, да веры этим словам не было. А как начали в доме эти пакости происходить, она и догадалась – то Лесавка её из дому выживает. И вот однажды, когда Степан на дальний кордон уехал, у Марьюшки вдруг из дымохода шишки посыпались. Вышла женка на высокое крыльцо дома да как крикнет:

– Где ты, лесная дева, покажись!

Зашумели, закачались сосны-великанши, поникли травы луговые, потемнело все вокруг. А когда развиднелось, возле заплота оказалась сама Лесавка во всей своей красе – лицо все в морщинах, как земля после пахоты, нос грушей сморщенной висит, глаза злющие зеленым пламенем горят, платье из травы и листьев ветками да паутиной переплетенных колышется, а ветра-то нет.